Сибирские огни, 1988, № 4

«Скажи, ты — мой отеь^!» — . парниьнка прошептал и неподвижным взглядом уставился. Глаза в глаза, у ног, как в материнский пах забившийся щенок, лежал. Горячий груз. Вопрос, подмах ресниц, кривинка губ — и вновь пытливый, тяжиий взгляд. Подранки-соболя, когда охотник рядом, вот так — то ли со зла, то ли с мольбой — глядят. «Однако, чаю пить!»— и у дверей возник, как от живой воды воскреснувший, старик. Канунников к стене подвинул паренька и вышел на крыльцо. Рождался ясный день. Вдали за пики гор цеплялись облака. Был воздух голубым, на вкус чуть-чуть смолист. С берез, как слабый дождь, валился мелкий лист. В падях темнел сосняк. Туманилась река. Ах, осень! — сердца свет и замыслов бродило... Костерик. Стол у пня. Канунников на пень присел. Старик налил чайку и мед придвинул. Махнув рукой на падь, что в горы уходила, Канунников сказал: «Источник из души повымыл всю печаль, из тела слабость вынул. Тебя он оживил! Меня омолодил. Мне кажется, я здесь когда-то проходил — вон те горушки мне знакомы... А скажи, как местность-то зовут!» Старик сказал... И весть хлестнула как бичом Канунникова. Встал. Он думал, что кричит, а сам едва шептал: «Неужто это здесь! Неужто вправду здесь!!» VII Канунников хотел взглянуть на сам исток целебной той воды. По тропке вдоль трубы, по сосняку в подъем... Скала — наискосок, под ней — оно: родник! На выносе песок, безжизненный, как встарь; По-за бесплодной зоной, как встарь, шумит трава грядой буйно-зеленой, а за травой — рядком — ну, надо же: дубы! А кто сажал! А кто взял в трубы вольный ток! А кто после него исследовал родник! А кто же в суть саму подпорных вод лроннк!.. Канунников не стал гадать. С террасы горной ему открылся край, по-прежнему просторный, — мир юности его. Давно желанный мир, который наяву да и во снах томил — надеждой испытать подобие полета, живя, как прежде жил... Так что сказал старик! — что мертвый он весной, а осенью живой, вот этот водоток! Срезая напрямик двугорбый косогор (теперь тут соснячок...], он вылез на скалу (ей хоть бы что — стоит!..]. А двадцать лет назад, таежный новичок, сюда он вел Судьбу — маршрут двухдневный свой. Сюда его вела судьба — его Работа. ...Был май. В корнях дерев сверкал, не тая, лед. В ту пору шел ему двадцать четвертый год, жизнь виделась, как путь: от речки — до горы. Но азимут его уперся в родничок... Стал гидропробы брать, глядь, а вода парйт: термальность, стало быть. А тело от жары изнемогло. Он пил: вода была сладка, в нос била, как нарзан. Он снова пил и пил, доверившись спроста поддержке ручейка.