Сибирские огни, 1988, № 4

на позициях моего шефа, точнее, шеф на его позициях. Писать в обком или в областную газету? Спустят дело сюда, в наш же райком... Может, вернуться в бригаду. Рассказать все — неужели не поймут мужики? Но... что Шишкин подумает? А подумает он Кешкиными словами: э-э, писатели хреновы, сами вы патефоны, только и годитесь, что о победах трубить, а коснись дело чего-то серьезней.. Да в вашу газетку только се­ ледку заворачивать, а то и... И на меня лично — как ребята будут смот­ реть? Да никак. Как на пустое место смотрят? Отвернутся и пойдут, плюнув на болтуна из неуважаемой районной «сплетницы»... На колбасный дух из-за кустов высовывается собачья мордаха. Хрумкнув пойманной на лету печенюшкой, барбос уже посмелее вылеза­ ет на дорожку и садится, выжидательно склонив голову. Ушастый, лох- матущий, весь в репьях, стопроцентно бездомный... — Еще хочешь? «А как же!»— ответили голодные собачьи глаза. Пришлось скор­ мить ему все оставшееся печенье, а потом поделиться и колбасой, за которой он осторожно, готовый в любую секунду отпрыгнуть, подходит вплотную, я погладил его по густому загривку и мы с ним мысленно «поговорили»: — Из дому сбежал? — У меня его и не было никогда. — Собака должна кому-то служить! — Некому! Все только и знают, что орать на меня да камнями швыряться. Почеши-ка вот здесь, за ухом! — ¢:Пожалуйста» надо говорить. Дурно ты. брат, воспитан. И без дела шляешься. Бродяжничаешь. — Да уж лучше бродяжничать, чем твоими делами заниматься! Еще почеши... пожалуйста... — Молодец, способный... Пойдешь со мной? — Чтобы всякие шефы учили меня жить? Нет уж, сам с ними собачься, а мне и так хорошо! — А зима придет? — Что ж теперь, из-за теплой конуры людям в глаза врать? Или из-за куска колбасы гавкать на кого покажут? То есть не гавкать, а ^упрямофактить?» — Ну и черт с тобой, лежи тут, упрямец... — Больше нет колбасы? — Нет. — Тогда будь здоров. А Золотареву передай, чтоб мне не попадал­ ся, котяра жадный! Пусть попробует еще хоть строчку против собак напечатать! Я с него штаны спущу и колеса «москвичевские» попроку- сываю! Я ухожу, а мой новый знакомый остается лежать в тенечке, вольно вывалив на сторону розовый язык и сожалеюще глядя мне вслед. 17.00 Еще только пять часов! Ну и тянется сегодня денек... Даже древний механизм в редакторской приемной отбивает свои «баммы» лениво, разомлев от жары... Затягиваясь сигаретой, стараюсь пускать дым в сторону от пуш­ кинского портрета. Интересно, курил ли поэт? Может, сидел у камина с князем Вяземским или Пущиным и потягивал из длинной трубки турецкий табачок... А Наталья Николаевна чуть не на голову выше мужа! Комплексовал ли он по этому поводу? И вообще, чувствовал ли себя хоть в чем-то неполноценным? И если да, то как подавлял это ощущение? Я вот частенько признаю свою слабость и не борюсь с ней. Бывает, надо что-то срочно сделать, вроде как в холодную воду нырнуть, а не 83