Сибирские огни, 1988, № 4

мальчик с собакой («Друзья»)', какие-то тусклые портретики... Славик забился в угол напротив меня и затих там , как мышь, поблескивая стек­ лами очков. Последним входит, шаркая войлочными ботами по разогретому июльской жарой линолеуму, заведующий общественной приемной дед Жохов. Как бывший ответственный работник он уверенно садится справа от шефа, сморкается в большой платок и только потом, скре­ стив руки на отягченной многочисленными наградами груди, важно ки­ вает всем сразу. Все, можно начинать летучку. — Что мы имеем в портфеле. Аза Макаровна? — вопрошает шеф, убедившись в наличии кворума. Та начинает перечислять резервы. З а в я ­ зывается деловой разговор о ближайших номерах, планировании мате­ риалов, уточняются темы и сроки. Изредка в беседу шефа и ответсекре- таря вставляет реплику и Золотарев, но Аза Макаровна даже не повора­ чивает в его сторону головы, а шеф лишь изредка косится, принимая слова заместителя к сведению. Прочие помолкивают. Пожилая бух­ галтерша дремлет, корректорша затаенно трясется — в прошлом номе­ ре по ее вине проскочили две опечатки, и шеф теперь может о них вспом­ нить. Лишенный классического воспитания и связанных с ним комплек­ сов, Толян бесцеремонно и задумчиво ковыряет в ухе спичкой. Иванов внимает беседе руководителей, готовый принять участие, если к нему обратятся. Ирина Викторовна поглядывает на меня осуждающе, и по­ этому на душе у меня неспокойно, хоть я и пытаюсь улыбнуться ей. З а ­ метив это, Ирина Викторовна дергает плечиком и переводит взгляд на шефа. Я тоже. И вовремя, потому что редактор как разспрашивает Азу Макаровну: — Куда, куда письмо Шишкина? — Сегодня на первую полосу,— отвечает секретарь. — Снимите. — Почему, Сергей Степанович? Острый, прямой материал, наверня­ ка будет замечен. Игорь Дмитриевич его прекрасно подготовил... — Я говорю — снимите,— раздраженно приказывает шеф.— Не пой­ дет этот материал! — А в чем дело? — вмешиваюсь я. — Не пойдет! — повторяет шеф, не глядя на меня. — Так объясните, почему? — Все объяснения после летучки! — резко произносит редактор и сердито прихлопывает ладонью по желтой кожаной папке, лежащей пе­ ред ним. Эта папка известна тем, что в ней находят последний приют «зарубленные» материалы. Я теряю остатки интереса к планерке и вспоминаю об одной прош­ лой истории. Угораздило меня однажды, наивного дурака, после майских празд­ ников накатать фельетон по поводу газового баллона, закопанного за ог­ радой памятника погибшим воинам. Честно говоря, зол я был тогда — отхватил выговорешник за то, что обозвал деда Жохова «заслуженным идиотом». Не сдержался, когда тот прицепился к Ирине Викторовне, «почиркавшей» его статейку, и стал кричать о своих заслугах. Шеф и дал мне, говоря спортивным языком, штрафной за неуважение к вете­ рану. А тут Девятое мая, торжественное зажжение Вечного огня, и мне эту церемонию поручено описывать. И услышал я, стоя в толпе, под звон литавр, коротенький разговорец за своей спиной. Обернулся — два старика (медалей на пиджаках — куда там деду Жохову!) ворчали насчет того, что здесь хоть и не Пискаревское кладбище, но районному начальству должно быть стыдно жмотиться насчет газу. Разговорились. Старики и рассказали про баллон. И точно, следующим утром пе­ чальное пламя над выпуклой, в виде звезды, горелкой в бетонной чаше у подножья памятника погасло. Тогда вместо пространного, запланированного на всю первую поло­ су репортажа, я ограничился короткой информацией, а остальные впе