Сибирские огни, 1988, № 4

лось, но я почему-то с уверенностью выбрал один из них — окна его выходили в полисадник, густо заросший цветами акации. Я прошелся мимо него туда и обратно, постоял в нерешительности, размышляя, стоит ли мне заходить, и устроился на куче старых, потемневших бревен, в надежде, что меня заметят из окна. Через некоторое время из-за угла появился смуглый, сухощавый мужчина, в синем спортивном костюме. Он вышел за калитку и выжи­ дательно посмотрел на меня. Я подошел. — Вы Григорий Кастанди? — Я Григорий Кастанди. Отец Тамары. — А я Федор. — Я так и подумал,— сказал мужчина, разминая сигарету.— Ну, что тебе сказать, Федор?..— продолжил он, не переставая разминать сигарету в пальцах, сильных и ловких.— Тамара нам с матерью рас­ сказала, что там в морях было между вами... И что ты вчера в порт приходил... Ты подумай, надо ли старое ворошить? Ты ведь ей даже письма не написал. Она сильно убивалась... — Я писал. Только не отправлял... Что-то в письмах не то получа­ лось. Вот приехал. Кастанди долго молчал, взглянул на меня. — Я приехал серьезно поговорить с Тамарой. Вы мне поверьте... — Я — что, поверю — не поверю...— он прикурил сигарету.— Толь­ ко я Томку хорошо знаю — захочет ли она с тобой беседовать? По- моему, перегорело в ней, что было. Впрочем, смотри... Часов в восемь она дома будет. Она на сейнере сейчас, ты его видел... С утра они на судоремонтный причал ушли, на сварку... — Так я приду? Он еще раз внимательно посмотрел на меня. — Парень ты, я смотрю, вроде бы серьезный. Но только ничего я тебе загадывать не буду. Я хоть и отец, но, сам понимаешь, дела эти темные... — Спасибо, хоть не прогнали... — Так мне — что, приходи...— он притушил сигарету, встал. Трудно описывать день, в котором ты вроде бы и не был: то есть где-то ходил, что-то делал, а что все это с тобой было — утверждать не берешься. Вечером пришел под знакомые уже окна, к палисаднику, калитке. Томка ждала меня, она сразу же появилась на дорожке к дому, свет из окна выхватывал из темноты ее маленькую стройную фигурку. — Здравствуй, Тома... ...Нет! Не прежняя Томка стояла передо мной — не порывистая в движениях девчонка, в ситцевом платьишке и резиновых сапогах, бегу­ щая по палубе, через которую с ревом перекатываются волны,— а стояла передо мной юная женщина! Модно причесанная, в черном платье с вырезом-каплей на груди, в восхитительных туфлях-лодочках, обнажающих крутой взъем ноги, на высоком — очень высоком каблуке. Господи, как же ты изменилась, Томка, моя Томка! Счастье и горе обожгли твои прежние, по-детски нежные, размытые черты, сделали их резкими, выразительными. Так мягкая, податливая рукам гончара гли­ на, пройдя через очистительный огонь, превращается в звонкий сосуд. Юная женщина спокойно и пытливо разглядывала меня. — Здравствуй, Тома...— подавленно повторил я. — Извини, я не приглашаю тебя в дом... Отец вернулся... — Он что, совсем вернулся? Томка не ответила. Помолчала. Холодно усмехнулась. — Что, Федя, не ожидал такой встречи?.. Думал, наверное, что я брошусь к тебе на шею?..