Сибирские огни, 1988, № 4
— А Недреманное Око, как там без нас? — Плачет, я ему слезы подрисовал... Я рассказал Гиви, что видел во сне Человека из Турции. Решаюсь воспроизвести этот сон только потому, что речь в нем пой дет о Филотенитове. В описании не знакомой мне страны я мог допустить некоторые неточности, так как ни в Турции, ни вообще за границей ни когда не бывал. Прошу это учесть... .В турецком городе Истанбул Баккар я очутился в самый разгар по луденного зноя. Купола древних мечетей и минаретов подпирали лазоре вое небо, лишенное даже намека на тучку или хотя бы полоску облачка. И хотя я абсолютно ничего не понимаю по-турецки, глядя на эти мина реты, на морщинистые от времени камни, я почему-то сразу же догадал ся, что Истанбул Баккар в переводе на наш язык — означает не что иное, как Старый Баккар... Я шел по узкой пустынной улочке, сгорая от жаж ды, дыша зноем и зной же извергая из себя, словно дракон. Но — про клятье !— мне не встретилось ни одной забегаловки, где можно было бы напиться. Какие-то грязные лавчонки пялили на меня свои бельма, да и те были закрыты, видимо, по случаю такой жары. И тут — как это обычно бывает во сне — я заметил в переулке раски дистый платан, а в тени под ним — уютное уличное кафе (из тех, какие я привык видеть на полотнах Э. Мане, А. Тулуз-Лотрека, О. Ренуара и других, более поздних, импрессионистов). Несколько посетителей непо движно сидели за столиками, лениво переговариваясь, потягивая черный турецкий кофе. К своему великому удовольствию, в глубине этого тени стого рая увидел я также и «Любительницу абсента» (с известной кар тины П. Пикассо, репродукция которой висит у меня дома над письмен ным столом!)... Присутствие знакомой дамы ободрило меня, и я реши тельно шагнул в спасительную тень. И тотчас заметил Его... Турок сидел в плетеном кресле, перекинув ногу за ногу, в светлом костюме и соломенной шляпе-канотье. Фарфоровая чашечка застыла в его руке, как цветок лотоса. Турок был строен, смугл и даже красив — Простите, если вы не возражаете...— как можно вежливее сказал я, подступая к столику ,— и если я не нарушу обычая... — Д а бросьте вы... К чему такие церемонии? Я вас тут давно жду!— сказал турок, приветливо улыбаясь. Он убрал с соседнего кресла пухлую газету, приглашая садиться, и я присел и, немного смущаясь и не зная, с чего начать разговор, сказал, ища глазами официанта: — Если я не нарушу законов вашей великой страны... Турок укоризненно посмотрел на меня. — Ну, хорошо, хорошо! Не буду... И все же позвольте .мне заказать чего-нибудь такого, исключительно ради знакомства... — и тут я снова осекся, так как не знал, чего тут в Турции заказывают в подобных слу чаях: водку, чачу, архи... коньяк, виски, ром... чего еще? — Кальвадос! — подсказал турок. — Точно, кальвадос! — обрадовался я (хотя мне казалось, что это опять откуда-то из другой оперы, а точнее, из Э.-М. Ремарка). К нашему столику, подобострастно приседая и кланяясь на каждом шагу, спешил толстый господин, неся на подносе длинношеий кувшин чик и две граненые стопочки- «С!мотри-ка ты! — подумал я .— Не успели моргнуть, а он уже на крыльях любви — тут как тут! Вот, понимаешь ли, частники, стервецы, как план гонят!» — За пайке !— как можно бодрее произнес я, стараясь придать вы пивке приличный оттенок, идейный, так сказать, уклон. — За пайке — всегда!..— охотно поддержал турок. Обменявшись после тоста ничего не значащими фразами о погоде, о том о сем, мы, стали дипломатически прикладываться к кофе, предостав л я я друг другу возможность первым затронуть интересующий нас обоих вопрос. У турка, надо признать, оказалось более выдержки.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2