Сибирские огни, 1988, № 4

Анатолий ПРЕЛОВСКИЙ ОБРАТНАЯ СИЛА ПОВЕСТЬ ЖИЗНИ одинокого ЧЕЛОВЕКА ОТ АВТОРА. С тех пор, как в быт человечества вошли энергия атомного распа­ да и радиоактивность, в жизни людей стали возникать небывалые ранее коллизии, свя­ занные с облученностью. Психология облученности — предмет сложный и новый для литературы, особенно для поэзии. Но здесь не менее остро, чем в любых других экст­ ремальных ситуациях, стоит вопрос жизни и смерти, личного мужества, восходящего до подвига. Вот почему на этот раз я обратился к жанру повести в стихах. Заостряя внимание на драматизме душевного состояния своего героя, оказалось необходимым поместить его в наиболее знакомый мне мир сибирской тайги с ее аборигенами, реа­ лиями и своими большими и малыми трагедиями. Таким образом, Сибирь здесь, в от­ личие от других моих поэм, только фон, только условная действительность, где раз­ вертываются главные события жизни человека, бросившего вызов радиоактивной смер­ ти или тени ее. I Канунников хворал, когда уьнла жена. На прошлой встрече с ней (в больничном коридоре) мечтал: вот оживет — и вместе двинут к морю... А выписался, в дом ступил — и вот те на! Дня три пробедовал — перебродил без сна. Разворошил всю жизнь. Решил: его вина — жена права, бог с ней. Любил и жил не так! Да, жил не тем, не так... А кто там жить мастак! И, отупев душой от новостей и горя, надумал бросить все. И всех! Собрал рюкзак — и кинулся в края исхоженной земли, где молодые дни его легко текли вдоль по большим трудам. Где сам не знал он — как, зачем и почему!— счастливым был когда-то в маршрутах полевых от зорьки до заката, вблизи опасностей и от Москвы вдали. II Канунникову в той дороге повезло: едва взревел мотор, от сердила отлегло. В прыжке за облака все быстро отступало в большую тень земли: бездетный долгий брак, груз одиночества, болезнь и жизнь не так. Он думал, будет хуже — легче стсло... Он вспоминал жену. Не вспоминалась. Он помечтать пытался. Не мечталось. Поняв, что на душе становится светло, поддался дреме он. И в поднебесном сне отжитой жизнью — вновь его приобожгло. ...Та девушка внеслась в их табор на коне, крича: «Тайга горит!..» Он выполз из палатки и увидал ее — вся смугло-золотая, на сивом жеребце. Вскричал: «Слезай ко мне!» А та: «Горит тайга!»— кричит, не уставая. Он вспрыгнул на коня, и острые лопатки давнули грудь ему — пришлось ее обнять, чтоб усидеть за ней. Свист плетки — и крылато конь взял в галоп. Кто что схватив, ребята заторопились вслед... А он не мог понять, как девушка его с седла не согнала. Как, слова не сказав, до гари довезла. Как, встречный пал пустив, он пламя на огонь натравливал — и дым, долину охватив, свет солнца затемнял. Как стертая ладонь свербила. Как потом, уже в конце страды, он шел сквозь тальники на девичий мотив —