Сибирские огни, 1988, № 4
— Плохи дела! — сказал Олег.— Уйдет он домой с первым же перегрузчиком... — Так, так,— согласно кивнул старший механик, мужик уже немо лодой и повидавший на своем веку много чего такого, чего моряку не повидать невозможно.— Если на берегу в семье фокусы начинаются труба дело!.. В прошлом рейсе у меня моторист ходил. Веселый, р а ботяга. Вдруг начинаю замечать: ну, просто больной парень стал!^Я к нему: «Ты что, парень?..»— «А-а-а!— жить не хочется! Хоть головой за борт!» Рассказывает мне свою невеселую историю: «Встретил,— говорит, -хорошую женщину. Женился. По любви... И вот, из первого^же рейса возвращаюсь, иду домой; тук-тук!.. Открывает, и в краску; «Ой, не жда ла!..» Я — в квартиру, а там — шум, гам, гости глодают кости! Ну, ко нечно, драка, мордобой. Она клянется: случайно подруги со знакомыми приперлись... Черт его знает, может, и так! Только собрал я вещи, и в общагу... Побичевал с полгода, а все же чувствую: не могу без нее. Ну и вернулся. А сейчас опять с берега некоторые доброжелатели тухлые вести привозят...» — Есть такие пакостники, рвать бы им языки! — сказал старпом. — И я ему то же самое сказал: «Не слушай всякую мразь!.. А если ты в море ушел, так что же, значит, жене твоей черный платок на го ловку надевать? Дверь на большой гвоздь заколотить? Настоящий моряк как должен поступать? Идешь домой, дай радиограмму за трое суток: так, мол, и так... такого-то буду! Она тебе и окурки выметет, и бутылку на стол поставит! А то; тук-тук!.. Герой, понимаешь! Охота тебе, ей-богу, в эту грязь лезти? От, дети!.. Я вот со своей Матреной, считай, уже тридцать лет в браке. Дети выросли, институты пооканчи- вали. Я сам — мало радиограмму даю, дак я еще, как в порт придем, вахтенного матроса домой посылаю: скажи, мол, хозяин ' домой при был... Ну, нет — у меня дома полный порядок!..» Вот так хитро загнул и выпрямил «вечную тему» старый моряк. Все просто: дай радиограмму — и нет проблем. Полный чайник на столе, до вахты далеко, и двигатели ровно гудят. Самое время не спеша потолковать. Ты прав, Михалыч! Прав! — говорит старпом.— Этак-то любой наскребет на свой хребет!.. Если в море о жене плохо начнешь думать, так не будут тебя успевать из-за борта вытаскивать. На берегу, чего греха таить, к концу отпуска начнешь с благоверной гавкаться. То — не то, это — не это! Глаз прищуришь — вылитая Баба-Яга... А в рейс уйдешь, и через месяц-другой приснится она тебе Василисой Прекрас ной... И все-то при ней есть, чего и не было... — Я одного матросика знавал,— подключился Олег.—Мы тогда месяцев пять уже на лову крутились. Ледовая обстановка тяжелейшая выдалась. Ну, и загнали нас на подводный осмотр корпуса в Петропав ловск. И вот этот матрос, наскучавшись в мужском одиночестве среди морских пучин, причепурился и пошел прогуляться по городу. И попа дись ему на глаза освещенная огнями витрина центрального универма га. А в этой витрине — стоит гипсовая девица в юбке выше колен. Стоит она там — красивая и одинокая, делает ему ручкой вот так, и как бы вопрошает: «Чего же ты, добрый молодец, глаза на меня пя лишь, а ничего такого не предпринимаешь, чтобы меня отсюда вызво лить и увезти к матери в родную деревню? Были бы мы навсегда вместе!..» Может быть, не дословно, но примерно так матросу послы шалось. И схватила нашего маремана за горло любовная тоска. Витрину ломать он, конечно, не стал, а повесил буйную головушку и побрел в ближайший ресторанчик и познакомился там с живой, проку ренной разлюли малиной, каких на базарных открытках изображают с надписью: «Люби меня, как я тебя, и буду я навек твоя!»... Однако, сколько ни вихлялся матрос со своей случайной знакомой под визг оркестра, потянуло его обратно к витрине. «Ну, что, матросик?..— спрашивает его гипсовая красавица.— Высосала из тебя деньжонки портовая подружка? Видать, хочется тебе чистой любви, раз ты снова
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2