Сибирские огни, 1988, № 4
Полведра каши с тушенкой — показались нам царским подарком. Томка вернулась чистая и свежая, как бывает с женщиной, которая только что приняла душ. Я предложил ей укутаться в свое одеяло. Она удобно устроилась на моей койке, накинула одеяло на плечи, подтянула острые коленки к подбородку. С любопытством разглядывает нас из-под темных соболиных бровей — лоб у нее крутой, глаза большие, серые. Меня изнутри что-то сильное и доброе распирает: на моей койке сидит, в мое одеяло завернулась! — Тебя что же, качка не берет? Или на корме меньше швыряет? — удивляется Филотенитов, глядя на Томку. Сам-то он — жеваный, вскло коченный. — Всем досталось! Но здесь-то, конечно, покрепче дает. Да вы ведь еще и голодные были. В шторм надо поплотнее заправиться, чтобы же лудок в животе не болтался, иначе хоть кого чулком вывернет. Я-то привычная — морячка все же. Как мой отец говорит: сроду с пароходу и всю жизнь с багажом!.. Томка уже освоилась с нами, смеется и переносицу при этом забавно морщит. И нам хорошо с ней после тоскливого кошмара. — Отец у тебя моряк? — У-у, отец!— Томка отводит влажные еще, темные волосы со лба. — Гриша Кастанди. Лучший тралмастер в управлении. С кем он на лов идет — те с рыбой. Его тут все знают. Капитаны с ним за ручку: Григорий, Григорий... Каждый его к себе тянет... — Кастанди? Грек, что ли? — Грек. В Крыму родился. Это у меня от него — нос с горбинкой. А глаза светлые от матери. Вот уж они у меня разные! Дома у нас веч ная драма: мать, как курица, воды боится, а отец — селезень, ему мо ре подавай. Когда они только еще поженились, отец брал ее с собой, буфетчицей на свое судно. Д а куда там! С первым же перегрузчиком сбежала домой. Теперь ее канатом на судно не затянешь. А я море люб лю, в отца родилась... Я ведь тоже от «Промкооперации» отстала... И этот, который вас у трапа пьяный встречал, Дударь,— он тоже отстал... Мы переглянулись. — Всевидящее?!. — Недреманное!.. — Ну, турок! Ба-а-альшой специалист... Томка ничего не поняла. — А вы почему так плохо едите? — это она Гиви ,-Хотите , я вам помидоров соленых принесу? Гиви хоть и выглядит неважнецки и помят не меньше, а она его на вы величает. Есть же что-то такое в человеке! — Хороша каша, да не наша! — ни к кому не обращаясь, говорю я. Филотенитов понимающе закатывает к небу глаза. — Каша или Маша? Ты, Федя, поясней выражайся... — Ну, я пошла. Вы тут все что-то загадками говорите. Ведерко са ми принесете? — и скок в сапоги. — Рыжий, проводи даму... Я клюнул, как пацан,— рванулся к трапу. А Томка уже летит по па лубе, и только успевает добежать до кормы, как волна с шипением вкатывается на крышки грузовых трюмов. Покровский улыбается мне из ходовой рубки... ...Похоже, горю я, братцы, как тот самый швед под Полтавой! Не сидится мне в каюте. Любой повод выискиваю, лишь бы на корме по бывать. — Пойду прогуляюсь...— говорю я с самым невинным видом. — Ага, пойди, пойди... Подыши воздухом...— одобряет решение Фи лотенитов.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2