Сибирские огни, 1988, № 4

Пришлось раздеться догола, выжать, выкрутить одежду. Фнлотени- тов свесил ко мне измученное лицо. — Живой?.. Снял?.. — Снял!.. — Ну ты даешь!.. Переодевшись в сухое, лезу под колючее, ласковое суконное матрос­ ское одеяло. Никаких тревожных мыслей, веселая злость победа! Над кем, над чем?.. Неважно! Разве зря у меня фамилия Шкенберг?! И качка меня не берет, потому что в жилах моих течет соленая кровь шведских викингов и мореходов. И борода, если ее отращивать, тоже растет у меня не как у всех — а с шеи, из-под подбородка, снизу вверх — рыжая, лисья борода шведского шкипера. Укутываюсь в одеяло. «Кавказ», глотнув винтом упругой волны, стремительно летит в косматые небеса. Пошла душа в рай!.. «Я — Федор, Олаф, Ульф, Нильс, Юхан, Хильмар, Свен...» Всевидящее Око задумчиво и добро смотрит на меня из своего д а ­ лека. Страница пятая ...«Олаф, Ульф, Юхан, Карл, Нильс, Хильмар, Свен...» Эти шведские имена незадолго до моего рождения написал на лист­ ке плотной бумаги мой отец, матрос Ян Шкенберг. Он сидел в кубрике гидрографического судна «Прибой» и, подперев кулачищем ухо, поку­ ривая толстые папиросы «Пушка», зачарованно глядел на иноземные имена, попеременно вычеркивая или восстанавливая то одно, то другое. За иллюминатором кубрика степенно катил желтые воды Иртыш. Приглушенно светилась неторопливая сибирская осень. ...летели над притихшими прибрежными лугами ленивые паутинки бабьего лета, развозя на себе крохотных паучков-путешественников на зимние квартиры. На остекленевших перекатах резвились жирные нельмы, выбрызгивая из воды рыбью мелочь. Сипели на всю округу простуженными на северах голосами тяжелые буксиры и, казалось, не движутся они совсем, а только без толку колотят деревянными плица­ ми тягучую воду. В центре города, в устье небольшой реки, сгрудились плоскодонные баржонки, груженные сеном и горами павлодарских арбузов... Вот какая замечательная осень выдалась в тот год, когда я должен был появиться на свет. Отец мой, плававший тогда на «Прибое» к устью Оби и в Карское море, попросил капитана дать ему отпуск на один рейс по случаю рож­ дения будущего сына, и капитан, будучи сам многодетным,— просьбе не отказал. — Ты нам, Янка, голова два уха, давай матроса роди! — кричали отцу корабельные дружки, когда он сбегал по трапу на берег. Впрочем, отец и без напутствия был уверен, что молодая жена не подведет и обязательно родит ему мальчика. Женских-то имен, заметь­ те, на листке написано не было. Мать отца сильно любила. Родился мальчик. Однако полного семейного праздника не получилось, так как прои­ зошла небольшая осечка: увидев меня, мама тихо заплакала. Таким я ей показался некрасивым. В то время она была студенткой художест­ венного училища, жила в мире прекрасного и наверняка ожидала, что, когда перед ней развернут роддомовскую пеленку, она обнаружит там розовенького Аполлончика Бельведерского или симпатичного малень­ кого Давида, с гипсовых копий которых она сделала в училище нема­ ло учебных рисунков. Увы! Ни того, ни другого в коричневой от мар­ ганцовки пеленке не оказалось. А лежало там нечто кривоногое, пуза­ тенькое, похожее на старую сморщенную лягушку.