Сибирские огни, 1988, № 4

Но случилось так, что в одну из непроглядных штормовых ночей разжала Томка ладонь и пустила серебряную сережку в последний полет... До самой мельчайшей подробности запомнил я ту ночь, даже запах ее, сырой, нёуютный, помню. Лежал я на палубе плавбазы «Промкоопе­ рация»— со сломанной ногой, неподвижный, как бревно, лицом в черное небо. Лежал и ждал, когда перегрузят меня в стоп-сетке на рыболовный траулер «Ангарск». Штормишко выдался шибко удалый: крутые волны, с грохотом вылетая из темноты, высоко подбрасывали траулер, и он, жес­ токо колотя огромную плавбазу в борт, сдирал пластами краску, остав­ лял весьма небезопасные отметины. Вокруг меня суетились люди, срывались мрачные матерки, но на таком ветру да при такой качке все что-то не ладилось, шло косяк-наперекосяк. Когда, наконец, грузовую стрелу все же удалось вывести за борт, вдруг, как это и водится по з а ­ кону подлости, на конце стрелы заклинило трос, и я беспомощно завис в своей авоське над ревущей бездной, слушая, как проклинают сверху и снизу — и меня, и шторм, и всю эту опасную кутерьму. Воспаленный глаз прожектора уныло освещал безрадостную картину. Отчаянье и стыд охватили меня, и стало мне безразлично, разобьюсь или не разо­ бьюсь я о взбесившееся железо, а только хотелось, чтобы все поскорее кончилось... И вдруг увидел я, как в дымном луче прожектора неожи­ данно вспыхнула яркая сверкающая точка и стремительно метнулась ко мне, и я чудом успел прихлопнуть на груди маленькую сверкучую звездочку. Глянул я благодарно на темную, вырастающую из ниоткуда в никуда, скалу плавбазы, надеясь разглядеть на ее вершине знакомую Томкину фигурку, но ничего не увидел. Ведьминский луч прожектора судорожно дернулся и ослепил меня. Получив на борт треклятый груз, «Ангарск» врубил полные обороты и побежал в ночь, подальше от скверного места. Позади у него остались шесть месяцев нелегкой рыбацкой работы, и теперь он изо всех сил бу­ дет рвать свои железные легкие, устремляясь к сахалинским берегам. Возле Командоров к нему присоединились еще два таких же судна, а через неделю они все вместе, гуськом, вошли в порт и устало ткнулись в родной причал. Опираясь на самодельные костыли, я сошел на берег. И далее все стало серым и неинтересным. Из портового медпункта меня отправили в больницу, где я пролежал больше месяца. Нога, наспех стянутая в морях ящичными дощечками, срасталась плохо, неправильно. Мне сде­ лали серьезную операцию, после которой я, по мнению врачей, долго бы еще не смог приступить к работе. Балластом же быть на студии не захо­ тел и, несмотря на уговоры, заупрямился и подал заявление об уходе. А вскоре улетел на материк. ГЛАВА ВТОРАЯ с к о л ь ВЕРЕВОЧКА НИ ВЕЙСЯ... 1. Возвращение домой не принесло мне ни радости, ни успокоения. Что-то во мне треснуло, надломилось. Неохотно выходил из дому. Но­ чами долго ворочался, думал о Томке, задавал себе один и тот же воп­ рос: «Кто ты есть такой, Федор Шкенберг?..» — и ни разу не сказал се­ бе правду. Мать вздыхала, чувствовала, что со мной творится нелад­ ное. Характер у меня испортился, раздражительным стал. Однажды в одной компании, где после ритуального кофе и коньяка разговор обыч­ но лениво перелетал с одного на другое, как жирная муха, одна смаз­ ливая дамочка вдруг ни с того ни с сего стала распинаться, что будто бы никогда не испытывала желания прочитать чужое письмо Она по