Сибирские огни, 1988, № 4

Вильям ОЗОЛИН СКОЛЬ ВЕРЕВОЧКА НИ ВЕЙСЯ ПОВЕСТЬ ГЛАВА ПЕРВАЯ СЕРЕБРЯНАЯ СЕРЕЖКА С нов ярких, запоминающихся у меня немного, репертуар жид­ кий, как в афише провинциального театра. К примеру, летаю иногда. Это хороший сон, светлый, напоминающий детство. Р а з ­ бежишься, выгнешься и — паришь себе по вольным воздусям, кувыр­ каешься возле бела облачка, удивляешь почтеннейшую публику! А внизу — кукольные деревья и дворики, маленькие домики, в которых живут знакомые мальчишки и одна девчонка, которая — хоть на уши встань! — в упор тебя не видит. А уж как хочется, чтобы выбежала на крылечко, приложила ладошку ко лбу, увидела, как озорной лен­ точкой вьется в хрустальной высоте смуглое мое, бесстрашное мальчи­ шеское тело... Говорят, от таких снов кости растут. У меня вроде бы уже выросли — метр восемьдесят вымахал, а все-то — парю, все-то возно­ шусь на небо, аз грешный. С грабителями есть сон. Этот, замечал, является, когда неприятность какая-нибудь случилась или еще ждешь ее. С а ж а— сон. И декорации у него всегда одни и те же: осенняя ночь, глухой переулок, косой холод­ ный дождь хлещет. Разбойнички, шпана городская, прижали к забо­ ру, обступили, ножички из рукавов вытряхнули. На заборе драная афи­ ша машет крылом. Заныриваю под нее, притискиваюсь горячей щекой к мокрым доскам, колотит озноб неотвратимой беды, беззвучно плачу. Сейчас проткнут финками жалкое мое убежище... Век бы его не видеть, проклятого, но раз уж он в репертуаре заявлен, смотрю, куда денешь­ ся?.. Проснусь, ноги — на холодный пол, и тотчас мысль, постыдная и позорная для мужского рода: «...а почему так покорно позволяю себя убить, почему не сопротивляюсь? Силенкой не обижен, мог бы, кажется, хоть одного бандита перед смертью прикончить?..» Мог бы... абы да ка ­ бы! Д аж е во сне не могу человеку вред нанести. По молодости приходи­ лось, конечно, и драться, и сдачи давать, но все это как-то — без нас­ тоящего зла, без психа, без остервенения. А есть сон — так я его больше грабительского боюсь. Страшного в нем, по сути дела, ничего нет, да только после этого сна у меня на душе делается мутно и промозгло, и даже что-то вроде угрызения совести испытываю, за то, что его смотрел.