Сибирские огни, 1988, № 4

нравственную проблему, о чем и напомина­ ет А. Кирилин читателю, изображая жен­ щин из «салона красоты» и завсегдатаев «Центрального». Правда, и здесь, как и в предыдущей повести, поставленная автором важная проблема человеческого общежи­ тия глубоко не разрабатывается. Есть характеры, художественно достаточно убе­ дительные, есть точно увиденные ситуации, но подчас за ними не хватает глубокого размышления о почве, порождающей оди­ ночество, о его негативных последствиях на следующие поколения... На такого рода со­ циальные вопросы художественная картина, как бы хороша она ни была, сама за себя далеко не всегда способна ответить. Тем более что и художественные решения пове­ сти страдают подчас , упрощенностью. Во всяком случае, в финале произведения ав­ тор пошел яв'но по пути наименьшего сопротивления, устроив не очень-то согла­ сующийся с логикой развития характеров Ольги и Никиты (здесь более уместен был бы «безрезультатный» сюжет) «хэппи-энд». Совсем иной пласт жизни берет писатель в повести «Чужая игра». Она о спорте. По фабуле. По сути жё — о дефиците в чело­ веке гуманистического начала. Не сложилась спортивная судьба хоккеи­ ста Фомина, главного героя повести. И не из-за отсутствия необходимых игровых дан­ ных, упорства или трудолюбия. Не хватало ему всегда... доброты, той доброты, без которой немыслимы и подлинный спортив­ ный азарт, и легкость, и взаимопонимание партнеров, и просто удовольствие от игры, наконец. Вместо всего этого с коварной «подачи» своего тренера Бориса Николае­ вича (Бэтси) Фомин на многие годы руко­ водством к действию избрал правило на­ ставника; «обгони, прорвись, победи». Он и «прорывался», и лез, не щадя соперника, на практике воплощая тренерскую науку, вы­ раженную в его любимом афоризме: «Злость, злость мне давай, только она по­ беждает...». И многие годы «прорывался» он, не замечая, что теряет уважение това­ рищей, близких, чувство коллективизма, а заодно и вкус к игре, к чисто спортивному состязанию, далекому от турнирной арифме­ тики; теряет и нечто гораздо более важное в себе — человечность. Не случайно, заду­ мавшись однажды о своей жизни, Фомин «вдруг с необычайной ясностью выделил из множества воспоминаний талантливого Славку с его невосприимчивостью к мутной командной науке, неизменной улыбкой, покрывающей призывы к злости. Славку, оставшегося самим собой, всегда знавшего, что ему надо. Он был добрым, вот в чем дело. Фомин же убегал от доброты, встре­ чавшейся на его пути...» К концу повести Фомин «прозревает»: он бросает своего тренера, у которого к тому времени стал правой рукой, собирается создать хорошую детскую команду. Автор недвусмысленно дает понять, что у его ге­ роя наметились положительные сдвиги. Од­ нако «прозрение» это показалось мне не­ сколько поспешным, даже, пожалуй, и не само «прозрение», а «перековка» Фомина с таким чересчур определенным — «будут ученики». Сказалось (вспомним финал «Са­ лона красоты») пристрастие автора к благо­ получным исходам, к апробированным сте­ реотипным художественным решениям. И сказывается не только в однообразных сюжетных поворотах, ко и в определенной стилистической монотонности: все повести и рассказы книги, такие разные и в тема­ тическом, и в социально-психологическом плане, написаны в одном и том же бесстра­ стном репортажном ключе. Такая манера повествования не дает воли авторскому субъективизму, отделяя его от героев, но с другой стороны — его, автора, порой, пол­ ностью и заслоняет, делая сторонним сооб- щителем-наблюдателем происходящего. Можно обнаружить в книге и другие, ме­ нее, правда, значительные недостатки, од­ нако они ни в коей мере не перечеркивают ее достоинств. Отнести их скорей можно к издержкам роста («Чужая игра» — вторая книга А. Кирилина) быстро прогрессирую­ щего молодого прозаика. Алексей ГОРШЕНИН Галина Раднаева. Огонь в очаге. Поэма. Перевод с бурятского В. Евпатова. М., «Современник», 1986. Имя Галины Раднаевой стало хорошо из­ вестно русскому читателю по книге ее сти­ хотворений «Белый месяц», талантливо пе­ реведенной Татьяной Ребровой. И вот вторая встреча. Встреча неторопливая, обстоятельная, когда у разгорающегося очага доброго раз­ говора собрались друзья, которым есть что сказать друг другу, есть чем поделиться. О чем же этот долгий дружеский раз­ говор? Если сказать кратко — о жизни, О жизни нашего поколения — поколения детей войны, о тех, кто счастлив почитать своей родиной малые деревеньки, улусы, многие из которых теперь живы только в нашей памяти. У очага поэтического мира Галины Р ад ­ наевой собрались не только мы теперешние, сегодняшние, изведавшие полной мерой счастья, хлебнувшие горя, пережившие все, что выпадает на долю человека активного, не прячущегося ни за стены личного благо­ получия, ни за мертвые заросли индиви­ дуализма. Галина Раднаева, начиная дол­ гий и страстный монолог-поэму, вызвала из творческой памяти ту девочку, которой она была в тяжкие и счастливые послевоенные годы, стала говорить с ней, и мы, сверстни­ ки поэтессы, невольно вспомнили свое дет­ ство, вспомнили все то, что нам было до­ рого и желанно в те годы, вспомнили свои мечты и надежды, чтобы тем высоким и горьким светом поверить наши сегодняш­ ние дела и думы. И много нас стало у приветливого очага Галины Раднаевой. И нашими голосами, пробуждающимися навстречу ее голосу, зазвучала поэма. О чем наш разговор, о чем эта книга? Уже названия ее пространных, неравно­ душных, полных жизни глав говорят сами за себя — Очаг, Родина, Джида (река ро­ дины), Слово, Мать, Любовь, Дети, Труд, Сурхарбан (праздник), Друзья, Время, Бе­ лый месяц. Счастье... Мечтаю вновь собрать своих друзей У очага и говорить о жизни: О славе и о бедах давних дней, О нашей малой и большой Отчизне. Ы от огня родного очага Созвездья зажигать на темном небе...