Сибирские огни, 1988, № 4

Но вспомним, что перед нами всего лишь первый опыт драматурга. Что уже «Пещер­ ной бабкой», другими своими произведени­ ями он доказал свое право на с ц е н и ч е ­ с к о е б у д у щ е е . К той же плеяде молодых драматургов, сплотившихся вокруг л а б о р а т о р и и , относится и Владимир Солодов. От трагико­ медии на морально-этическую тему («Ведь­ ма») до опыта создания политической дра­ мы («Евросима»)— таков круг интересов начинающего драматурга. Наибольший интерес представляет траги­ комедия «Ведьма». Автор предпринял весь­ ма любопытную попытку воскрешения ста­ ринного и, казалось бы, давно сданного в архив драматургического жанра м о р а л и - т е. Как и в давние времена, персонажи «Ведьмы» олицетворяют собой различные добродетели и пороки, вступившие между собой в борьбу за душу человека. В. Соло­ дов не останавливается даж е перед заимст­ вованием у театра XV—XVI веков нагляд­ ных деталей, по которым зритель безоши­ бочно угадывает аллегорический смысл образов. И если в древности Себялюбие носило перед собой зеркало, то центральный герой трагикомедии преуспевающий по службе, благополучный Петр помещен авто­ ром в квартиру, где великое множество зер­ кал. С этими же зеркалами в финале пьесы и расправляется прозревающий герой. Из числа других зримых деталей можно отме­ тить страсть к стихам и манеру ходить на цыпочках у бывшей жены Петра, что симво­ лизирует душевную деликатность и возвы­ шенность чувств. Бывший друг Петра Саша, не достигший успеха на жизненной лест­ нице, аллегорически наделен малым ве­ сом («Живого весу — сорок пять килограм­ мов!»). Казалось бы, рационально созданные пер­ сонажи (представим только себе Петра, не­ прерывно любующегося собой перед зерка­ лами, Марию, идущую на цыпочках с томиком стихов в руке, Сашу, имеющего малый вес физически и малый вес в общест­ ве) должны вступить между собой в конф­ ликт не по внутреннему психологическому убеждению, а по велению идеи вечной борь­ бы до'бра и зла, духа и тела. Предвижу, что читатель уже готовится к скучнейшим дис­ куссиям персонажей пьесы, к и з о б р а ж е ­ н и ю страстей в виде словесного выражения м н е н и я о с т р а с т я х и т. п. Спен 1 у успокоить — использование аллегорических приемов, некоторой д и д а к т и ч н о с т и как дань жанру моралите, на этом заканчи­ вается. Перед нами разворачивается, пускай странная, взрывоопасная, внутренне проти­ воречивая картина, но это жизнь вполне к о н к р е т н ы х наших с о в р е м е н н и ­ к о в . Трагикомедия В. Солодова, как бы вобрав в себя некоторые родовые черты мо­ ралите, опирается в дальнейшем на дости­ жения драматургии н о в о й в о л н ы . Все герои — вполне узнаваемые наши современники, массой черт и черточек они роднятся с нами и нашими знакомыми. Се­ бялюбец Петр оказывается омещанившимся кандидатом наук, Саша — скромным счето­ водом, влюбленным в Марию. А Мария, эта роковая ведьма-гадалка, на поверку — ду­ шевнобольная, попавшая в дальнейшем в психолечебницу. Сестра Лизы, носящая библейское имя Юдифь, оказывается обык­ новенным врачом-психиатром. Для чего же потребовалось Солодову воскрешать древний и забытый уже жанр? Ответ может быть один — автор использо­ вал несомненное достижение моралите утверждение принципа типизации, который, хотя и носил абстрактный характер, но д а­ вал в то же время возможность концентри­ рованно передавать человеческие страсти. Следуя формальным достижениям жанра, автор добивался также к о м п о з и ц и о н ­ н о й ц е л о с т н о с т и пьесы. Вот те каче­ ства, которые определили многие достоинст­ ва «Ведьмы». Возьмем хотя бы интригу пьесы. Она вы­ строена умело на основе продуманной л о г и к и п о с т у п к о в . Герой комедии, просыпаясь поутру «здоровым и самоуве­ ренным, какими, наверное, были древнерус­ ские витязи», уже через короткое время уверует, что он обречен, что жить ему оста­ лось несколько часов. Завершая земные счеты, герой приводит в порядок дела, торо­ пится закончить статью, собирает друзей на прощальный ужин, пишет трогательное сти­ хотворение своей бывшей жене, отдает по­ следние распоряжения. Так, следуя зако­ нам жанра моралите, автор выстраивает классическую интригу: Человек, к которому пришла Смерть, ищет поддержки у Д руж ­ бы, Родства и Богатства. Затем он обраща­ ется к своим Добрым делам, и здесь... Здесь наступает кульминация — добрых дел у Петра, оказавшегося во власти Себялю­ бия, нет. Более того — страшный удар по­ стигает нашего героя — он узнает, что стал причиной самоубийства Марин, единствен­ ного человека, которого он в. жизни любил. Смирясь под властью обрушившегося, Петр покорно ждет возмездия — смерти к исходу суток. Но смерти нет, все оборачивается фарсом, и в бессильной ярости бьет прокля­ тые зеркала Петр — в них отражается его никчемная самодовольная жизнь, где сам он постоянно находится под властью чужих решений: «Мне кажется, что кто-то пораз­ мыслил за меня, за меня принял какое-то ужасное, нелепое решение!» — заключает он. Ну а мораль? Она звучит в словах одного из друзей Петра: «Стоит только закрыть глаза на тех, кто стоит за дверью, и рай те­ бе обеспечен». Так недвусмысленно, открыто-назидатель­ но утверждает автор крах эгоистической ме­ щанской морали. За каждым персонажем «трагикомедии» скрыта аллегория, скрыт свой нравоучительный смысл. Иногда этот потаенный смысл лежит, что называется, на поверхности, а иногда упрятан поглубже, и доискаться до него бывает нелегко. Например, Клавдия с ее моралью — «муж всегда должен быть в надежных руках же­ ны» — легко ассоциируется с понятием Б а­ нальность. А вот Лиза, некрасивая, язви­ тельная сожительница Петра, вдруг расцве­ тает и становится красавицей. Некрасива она в конце эксперимента п.о воспитанию «благополучного» мужа. Ядовито попрека­ ет Петра за его безобразный храп по ночам. Обиженно демонстрирует те синяки от ост­ рых локотков, которыми жена пыталась унять храп мужа. Сцена нарочито подается в сниженных, гротесковых тонах. Но вот перед Лизой забрезжила новая цель — по­ явился новый объект для новых «опытов». И зазвучал воркующий, зазывный голос к р а с а в и ц ы Лизы: «Митя! У тебя такие