Сибирские огни, 1988, № 4

— Понятно, засыпали гравием.— И продолжает читать;— «За ручьем подг>езжают к дому ямщика... В десяти верстах дорога приводит к Тенгинскому озеру...» Не будет ни дома ямщика, ни Тенгинского озера... — Опять не будет? Но это же — профессор!— Хлопнула рукой по книге.— Он же не зря... Проезжал. Видел. — Тракт-то и здесь новый. Старый остался вот там, за распадком. На старый выедем за перевалом. — Ну ладно.— Мариэтта Сергеевна с улыбкой закрывает книгу.— Рассказывайте сами. Через некоторое время перед нами вздымается Чике-Таманский перевал, острый, как лезвие ножа. Тут бы удобно пробить туннель, но пока у страны других забот полно. По трудному серпантину поднялись наверх, остановились в ожидании, пока остынет вода в радиаторе. Вышли на обочину, и Мариэтта Сергеевна, спустившись на несколько шагов, воскликнула: — Смотрите! Смотрите! Это же эдельвейсы! Да их тут как на клумбе! — Сорвала прямой, будто проволочный, стебелек, на вершинке которого серые, мягкие, как замша, лепесточки заботливо оберегают от холодов светлое, густое, бархатистое соцветие.— Любуйтесь! Какая прелесть под ногами! Вот вам доказательство, что Алтай богаче Альп! И позднее она напишет об эдельвейсе: «В Швейцарии он цветет одиноко над пропастями, и, чтобы сорвать его, альпинисты частенько рискуют головой, а тут, неведомый никому, красавец эдельвейс разросся целой семьей, и мы, глазам своим не веря, .рвали его в огромные букеты. Природа все здесь устроила на «превосходную степень». Можно только сказать, что в этой жемчужине Сибири сочеталось лучшее, чем гордится Тироль...» А тогда радостную находку она положила в книгу Сапожникова: — Эдельвейсы прекрасно сохраняются. Увезу в Свердловск, академику Обручеву покажу. За деревенькой Чибит мы, свернув с тракта, заехали на рудник, где из красноватых глыб киновари добывали ртуть. Рудник — выше верхней границы леса, но Мариэтта Сергеевна, невзирая на высоту и крутизну, шла легко; в каменоломне и у печей рас­ спрашивала инженера и рабочих, все записывала в дневник, с которым нигде не рас­ ставалась. На обед главный инженер пригласил к себе. Там снова расспросы и записи. После обеда, не успели мы встать из-за стола, как гостья взяла свои тарелки и понесла. Хозяйка подумала — на кухню идет помогать мыть посуду и попыталась остановить ее; — Что вы, что вы... Да я одна управлюсь. А вы еще поразговаривайте. Но странная гостья понесла свою посуду к выходу из дома: — Я привыкла все убирать сама за собой. Только полотенце бы мне... Растерянная хозяйка, недоумевая, догнала гостью уже у порога и повесила ей полотенце на плечо; — Куда же вы?.. Куда?.. — Там вода чистейшая,— ответила Мариэтта Сергеевна, спускаясь с крыльца.— А я люблю горные речки... Встав на прибрежный камушек, принялась полоскать засаленные тарелки. Потом она отдала их хозяйке, долго смотрела на пенистые, витые струйки воды и, склонив голову, приложила ладонь ребром к уху {слуховой аппарат остался в доме), чтобы хоть что-нибудь расслышать из беспрестанного говора извилистой речушки. Хозяйка, стоя за спиной гостьи, сказала елико возможно громче: — Красиво разговаривает! Я тоже не могу наслушаться. А дорога вела нас все дальше и дальше на юг. Слева уже давненько теснились скалы, справа, заглушая шум мотора, ревела на перекатах белопенистая Чуя; она мчала воду с ближних ледников. За рекой взгромоздились в поднебесье Чуйские Альпы со снежными макушками, с серебристыми полосами вечных льдов. И вдруг впереди широко распахнулась долина, прозванная Чуйской степью, усыпанная мелким синева­ тым щебнем. У Сапожникова Мариэтта Сергеевна прочла: «Уже сказывается домини­ рующий характер монгольских пустынных степей с редкой растительностью». А впере­ ди неожиданно расстелился зеленый ковер луга, и дотошная путешественница попро