Сибирские огни, 1988, № 4

другим деталям, жил колхозный механиза­ тор. Жил крепко, но красоты не чувство­ вал... Крестьянские дворы не безгласны, если хотите, это говорящие надгробия человече­ ских устремлений, состоявшихся и несосто- явшихся судеб. Надгробия, Идем на клад­ бище. Не огорожено, некоторые кресты по- ва.чены: пасут скот. Холмики, холмики. А под ними — Мещеряковы, Барановы, Акишкины, Зимины, Подусковы, Власовы... Оградка на троих — семейно-родовое объе­ динение после смерти. С фотогра­ фии смотрит девчушка Вера Подускова. Да, ей и было около восемнадцати. Умерла уж е в другой деревне — похоронили здесь, рядом с бабушкой, пестовавшей ее. Здесь ее корни, ее родная земля. На другом краю кладбища новый массив­ ный крест рядом с могилой Ивана Мещеря­ кова. Только что похоронена Евдокия Сте­ пановна Мещерякова. Последние годы жила в селе Еремино, но просила похоронить «на своем кладбище». Незримые нити связывают людей со своей «малой родиной». Незримые, но крепкие, и рвать их без урона для духовной жизни людей невозможно. Разорение малых деревень оправдывают обычно «высшими» экономическими сообра­ жениями. Ошибочность экономических рас­ четов уж е доказана, И все-таки интересно посмотреть, что выиграл колхоз «Пахарь» от переселения отрадненцев. Вокруг Отрадного прекрасные пастбища. За семь верст из Еремина гоняют сюда па­ стись молодняк. Могли бы откармливать здесь, без перегонов. Постоянными обитате­ лями деревни остались свиньи. Они бродят по мертвым подворьям. Стоит добротная, в кирпичных столбах, с механизированной кормокухней свиноферма. Правда, вместо восьмисот свиней осталось только двести. Обслуживали ферму детные женщины. Те­ перь утром и вечером, зимой и летом возит машина из другого села свинарей. Нашему уху привычнее слово «свинарка». Но я не оговорился: двести голов обслуживает пя­ теро мужчин-свинарей. Работа на выезд при васюганском бездорожье не женское дело. Платят свинарям, платят заведующему фермой. Добавьте к этому работу автома­ шины и водителя. В дожди и после них тя­ нут машину мощные тракторы. Зимой буль­ дозер чистит перед машиной дорогу от снежных заносов. Была ферма прибыльной, стала — убыточной. Беседую с заведующим свинофермой, быв­ шим жителем деревни Отрадное Иваном Ва­ сильевичем Акишкиным. На вопрос, как от- радненцы отнеслись к переселению, ответил вопросом: — А кто нас об этом спрашивал? — по­ молчал.— В семидесятом школу закрыли. Потом — магазин... Кому с насиженного ме­ ста резон подыматься?! Плакали, да ехали. Вступают в разговор приехавшие на ве­ чернюю кормежку свинари: — Последней Васильева Татьяна Алек­ сеевна переезжала. Уже в январе этого го­ да. Не хотела ехать, страсть как не хотела! Все угодья тут кругом, под боком. А пере­ езжать надо: край пришел! — Почему ж е край? — Какие родители отдадут своего дитен- ка в интернат, в другую деревню с первого класса? Тут реви, а переезжай! — Д а разве только Отрадное загуби­ л и ? — вступает в разговор шофер Александр Михайлович Пыжов.— Посчитайте. За весь район не скажу, возьмем только наш, М ало­ красноярский угол. На моих глазах не стало Куликовки, Кузьминки, Красного Бора, Утра, Крючной, Москалевки, Ержаковки, Толстовки. Шухново, Костомаровки, Алек- сеевки... Обреченно сутулясь, уходят свинари. По­ ра и нам в путь. Вспоминаю историю райо­ на, составленную для районной библиотеки кем-то из историков. В ней сказано, что между Еремино и Новым Карбалыком не­ мало партизанских захоронений. Это как раз по пути. Хочу положить на могилы бу­ кеты полевых цветов. Но нет уже людей, которые могли бы указать эти могилы. Д о ­ роги к ним давно поросли травой забвения. — Может, в Карбалыке покажут? — спрашиваю Загайнова. — Не покажут. — Почему вы так уверены? — Выморочное село: осталось пять или шесть дворов. Новый Карбалык — это старая Беспя- товка. Названа была деревня по фамилии ее основателя. Так ее и называют кыштов- цы. Кто и зачем официально окрестил ее Новым Карбалыком, никому не ведомо. Беспятовка лежит всего в полукилометре от главной трассы. Прошу заехать. Дом Беспятова заколочен. Любуюсь отделкой: все, стены, потолок — под фуганок, нигде ни одной зазубринки. Стены из кондовой лиственницы. Сто лет простояли — звенят от удара, светятся медным светом. Пол за ­ мусорен и занавожен. Видимо, спасался в дому скот от гнуса. Кто-то «перекрыл» зи­ яющий дверной проем тонким горбыльком. Смотрю на дом Беспятова, оглядываю окрестности и проникаюсь все большим и большим почтением к первопоселенцу де­ ревни. Недюжинного ума был человек. Не просто прошел по жизни — накопил опыта и знаний. Сколько сот верст, наверное, ис­ ходил, приглядываясь да прикидывая, пока не оказался здесь. Лучшее место для де­ ревни навряд ли сыщешь. Огромной подко­ вой обогнула рыбная Чока высокую гриву. Добрая черная земля — под огороды, ры­ ба — у самого крыльца, за Чокой — бога­ тейшие ягодники. Леса — вволю, мелко^ лесье раскорчевали под пашни. Живи да радуйся! Но жизнь ушла из деревни: осталось во­ семь семей. Малых семей, пенсионерских. Сиротливо смотрят их избы на редкой красоты приволье. Там и сям доживает свой век до десятка пустующих подворий. Вы­ битые стекла, брошенный скарб, рухнув­ шие заборы... Кому помешала Беспятовка? Безжалостная бюрократическая машина перемолола тысячи и тысячи деревень, ис­ коверкала сотни тысяч человеческих судеб, нанесла непоправимый урон духовной жиз­ ни всего народа. Ради чего? Кому это вы­ годно? Останавливаюсь, пораженный не­ ожиданным ответом. Выгодно чиновникам, винтикам и болтикам той самой бюрокра­ тической машины. Они облегчили свое , существование. Не надо думать, р еш ать,, организовывать в малых деревнях производ­ ство, не надо заботиться о школах, магази­ нах. Сократится производство сельхозпро­ дуктов — скорректируем планы, произво­ дители молока, мяса, яиц станут их потре