Сибирские огни, 1988, № 4

матом таволги. За низинкой выбежала на взгорок из доброй сказки деревенька Дени- п п о я в и л и с ь колхозные скла- амбапов крестьянских амбаров. Они пусты и раскрыты. Но непого- ^“ держанные кондовые бревна. За амбарами — широкая улица. Всего одна просматриваемая из конца в конец. ’ Старики рады нашему приходу, угощают молоком, молодыми огурчиками, свежим ме- — У кого похороны? — Деревню хороним. Рази не видите? Медпункт закрыли, школу заколотили, на магазин замок повесили... л.,,!!?, только'в одной теплилась жизнь. Выглядели эти избы сиротливо. Из Денисовки бредем в Даниловну. И там — похоронное настроение. В Макаровке над прудом еще работал магазин. Поразило множество детей. — Откуда столько? Из города, внуки. Только тут и наби­ раются здоровья. И нам, старикам, в работе пособляют. Помогите, вы люди грамотные’ разоряют деревню, по живому режут! Старуха смотрела на нас с надеждой мы отворачивали глаза. Через три года я на­ ведался в эти края. Ни Денисовки, ни Данп- ловки, ни Макаровки — заросли крапивы и чертополоха. Прошло почти десять лет с того памят­ ного года. Многое изменилось в нашей жизни. Новое дыхание обрели когда-то «неперспективные» деревни. Резкой критике подвергнут административный перехлест. Ученые подсчитали, какие колоссальные убытки понесли отдельные районы и госу­ дарство в целом от непродуманной полити­ ки. Все верно: мы часто бываем умны зад­ ним умом. Но, критикуя перегибы, привед­ шие к разорению тысяч и тысяч деревень, делали упор на экономику, на хозяйствен­ ную деятельность, и редко кто — и то вскользь — касался нравственной стороны проблемы. Между тем, перетащив избы, развалив надворные постройки, мы прокладывали до­ рогу к бездуховности; лишали человека воз­ можности оттаивать душу, глядя на углы амбара, сработанного дедом, на баню, сруб­ ленную отцом, на посаженную матерью ря­ бину и взращенные сестрой мальвы, пере­ жить тревогу и радость от взгляда на край колка и ветлы над речкой, которые увидел много лет назад, впервые выбравшись само­ стоятельно за ворота. А что заменит могилы предков? Остав­ ляя их на произвол судьбы, мы теряем луч­ шую часть самих себя. Ту, что хранила бес­ прерывную связь сменяющих друг друга поколений. Обрезаем питавшую нас пупови­ ну. Это не досужая сентенция впавшего в сентиментальность человека. Чтобы убедить­ ся в правоте сказанного, достаточно выйти в родительские дни на улицы Новосибирска (любого другого города тоже), ведущие к кладбищам. Сотни тысяч людей идут и едут в эти дни к могилам родных и близких. Едут и те, у кого нет здесь таких могил. Всех поднимает и ведет священный тре­ пет, зовет память предков, путь указывает сыновний и дочерний долг. А мы заставляем людей подниматься с насиженных, любовно обустроенных, доро­ гих сердцу мест, бросать родные могилы. Может быть, и не стоило бы писать об этом: осуждено, исправлено, разоренного до конца не вернешь — нечего после драки ку­ лаками махать. Не совсем так. Осуждено — да. Исправлено? Нет! Кыштовский район, 1987 год, июль. Прошу заехать в Отрадное. Сопровождающий меня журналист район­ ной газеты Александр Михайлович Загай- нов не хочет этого. Ему, не раз выступав­ шему с острыми статьями против разорения малых деревень, мое желание понятно. Писать-то он писал, газета печатала, а де­ ревни разрушались. Где хваленая действен­ ность печати? Как ни крути, а редакции не хватило смелости восстать против произвола начальства открыто и довести дело до кон­ ца. Говорить об этом — раскрывать подно­ готную далеко не простых внутрирайонных отношений. Все-таки добиваюсь своего. Минуем поля, колки, оставляем в стороне село Еремино и выруливаем на поросшую конотопом дере­ венскую улицу. По другую сторону пруда тоже улица. Пруд густо порос ряской. На светлых зеркалах играют гальяны. Празд­ нично светит солнце. Но праздника нет. Пустыми глазницами окон смотрят на нас из-за пруда покинутые хозяевами избы. Не­ которые обнажили ребра стропил: проданы на слом. Между избами десятки поросших крапивой, коноплей бывших подворий. Оглядываюсь — и становится не по себе: в пяти-шести метрах за спиной — жерло русской печи. По эту сторону пруда стоят восемь пустых домов. Заходим в один, дру­ гой. третий... Не скрипнет ни одна половица. Потолки из тщательно фугованных досок. Покрашены в голубовато-белый или светло- синий цвет. Верхние косяки окон дугооб­ разны — солнечная закругленность. Жители деревни любили свет — окон много. В углах домов, в сенках, кладовых, прямо на дво­ ре — груды отслуживших людям вещей. Среди них детали любовно сделанных кро­ сен, гребенчатые прялки, гребни для чесания кужеля, серпы, горшки и кринки... Почти сто лет назад подошел сюда обоз переселенцев из Рязанской земли. Распряг­ ли, пустили коней в духмяные травы, и кто- то, оглядевшись, удовлетворенно произнес: — Места-та какие — отрадно глядеть! Так или не так было, не проверишь, Но название Отрадное прочно пристало к де­ ревне, основанной рязанцами. Росла, крепла деревня. О хозяйственности потомков пере­ селенцев говорят многочисленные постройки на каждом дворе: бани, амбары, хлевы, свинарники, курятники, сараи, стрехи. К аж ­ дый двор — повесть о жизни, характере и возможностях хозяина. Здесь жил человек, любивший дерево. Множество клетей и за­ городок. Каждая дощечка тщательно вы­ стругана, подогнана, даже углы из жердей и жердочек округлены: заденешь второпях—• одежду не порвешь. В избе по соседству не было мужика. Амбарушка из подтоварника, без потолка, крыта берестой, а по ней дер­ ном. Щели не проконопачены, замазаны глиной с конским навозом. Может, дожива­ ла свой трудный век солдатская вдова? Р я­ дом все добротно, основательно, крепко. Под навесом старые ульи, на вешале рамки с остатками сот — баловался и не без поль­ зы для себя старик пчелками. За ним, судя по болтам, шлангам, поршневым кольцам и