Сибирские огни, 1988, № 3
искушением; выбросить — она наверняка уже давно и думать забыла о них. Однако Лена так радовалась, когда он возвращал ей эти писульки: — Боже мой! Это ведь пирог!.. А я везде копалась-копалась... Я се годня же вам сделаю... К слову сказать, бесконечные поиски были для Лены вроде хобби. Она подолгу и чаще всего безуспешно искала то какую-нибудь пугови цу, то нашивку к платью, то эти вот рецепты — выдергивала ящички шкафов, выворачивала весь гардероб, перетрясала журналы. Подсту питься к ней в это время было нельзя. — Ради бога, отстаньте!.. Для вас же стараюсь!.. Создавалось впечатление, что не найди она, к примеру, злосчастную пуговицу— не в чем будет всем выйти на улицу, а без рецепта — при дется голодать, по крайней мере, неделю. Но в том-то и дело, что потом, как правило, или не оказывалось под рукой «ук. эс.— 10» или «пр.— 150», или просто не выкраивалось вре мя — и приготовление того же пирога откладывалось на неопределен ные сроки. И даже когда все было, ей почти никогда не удавалось завершить задуманное. Она аккуратно— непременно звездочками — нарезала морковку, выдерживала в молоке печенку, заливаясь слезами, «ко лясками» разделывала лук, жарила, парила, все, сколько надо, ни на секунду не отвлекаясь от плиты и уже воображая, как будут уплетать завтрак ребята,— и когда блюду оставалось домлеть каких-ни будь четверть часа на конфорке, вспоминала внезапно, что не отглаже ны рубашки сынов. Она спешила в спальню, включала утюг, перекла дывала с гладильной доски на стулья ворох стираного белья, — кото рым собиралась заняться еще позавчера вечером, да, замотавшись, з а бы ла ,— и, выудив из вороха две рубашки, начинала гладить — и тогда из кухни доносился вдруг запах гари... Сергей Петрович, бреясь в этот момент, с намыленным лицом выска кивал из ванной, Лена неслась на кухню с утюгом в руках: — Ну чего лезешь? Перегородил дорогу!.. Перепортишь тут!.. Получалось, будто бы он — всему виною. Сергей Петрович привык уже к этому — и потому не возражал. Он даже пытался успокоить ее: — Ну и ничего. Бее нормально. Рыбацкая уха, к примеру, с дым к ом— самая лучшая уха. Никакие благодарности сынов, никакие знаки внимания к ней не значили для Лены столько, сколько молчаливое пожирание приготов ленного. И ничего не бывало хуже, когда они лениво ковырялись за столом, вяло жевали, не доедали... Она, сутулясь, сжавшись, стояла тогда у окна — точно ожидала зас луженных упреков. Но при Сергее Петровиче сыны не решались фыр кать. Однажды он, собираясь в командировку, слышал, как сыны ворчали: — Дрянь, а не еда!.. Тебе бы, маман, пора научиться готовить!.. Он швырнул в портфель рубашку, которую брал с собой, стал, дер гая, расстегивать ремень,— но Лена, приложив палец к губам: «Тсс!»— прихлопнула кухонную дверь. Она вполголоса что-то залепе тала, объясняясь с ними. — А ты не хватайся!— перебивали сыны.— Сделай одно — берись за другое... Размазня какая-то. Когда ^они ушли, Сергей Петрович напустился на Лену: — Пойми ты; они ведь тебя ни в грош не ставят! Нельзя же так! Она виновато улыбалась, терлась лицом о лацканы его пиджака: — Ну и пусть не ставят. Ничего страшного — они же мои сыны. Это естественно: все новое поднимается в борьбе со старым. Несколько раз ему удавалось все же вмешаться с ремнем в их споры. Ребята молча сносили порку,— а она потом, украдкой, совала им что-нибудь в карманы курточек — яблоко, шоколадку.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2