Сибирские огни, 1988, № 3

Александр Иванович заметил, что даже бабуля, ночующая у сосед­ ней койки, любуется его дочерью: завороженно застыла вдруг с ложкой, полной воды, над раскрытым дедовым ртом, когда Танюша пропорхнула мимо нее. Ну прямо, как огонечек... — улыбнулась бабуля. Ему редко доводилось видеть дочь вот так рядом: то поздние сове­ щания, то командировки, а то и просто зверская усталость — хотя он не раз намечал, что надо бы как-то поговорить с Танюшей, пообщаться. Даже о том, что дочь с первого захода не поступила в институт — не прошла по конкурсу,— он узнал лишь тогда, когда она устроилась разнорабочей на стройке: утром, вдруг поднявшись вместе с ним, наско­ ро поглотала кофе, сунула в карман штормовки бутерброд, надела ре­ зиновые сапоги. — Ты куда это в такую рань? — на ходу спросил он. — Как, куда? — поводила она плечами. —На участок... трудиться... Это было ударом для него: и то, что Танюша не смогла поступить, и то, что все это прошло как-то мимо него, и, главное, то, что она, его дочь,стала разнорабочей. — Как же ты так смогла?! — несдержанно, поглядывая на часы, на­ пустился он на дочь. Ну, папка... ну ничего страшного...— поулыбалась она.— А по­ том, я же не слепая: тебе в эти дни совсем не до меня... Дело было как раз перед сдачей нефтяникам северных дорог, но он все же в тот день позвонил Андрею, главному инженеру проектного ин­ ститута,— и тот пообещал устроить Танюшу к себе, библиотекарем. Однако Танюша уперлась, отказалась бросать стройку — и никаки­ ми доводами он не смог переубедить ее. — Ты войди в мое положение,— говорил он,— я отставил все свои дела, звонил, озадачил уже человека... Ну, папка...— смеялась Танюша,— ты прямо так излагаешь, буд­ то тебе пришлось горы и долы ради меня преодолеть... В общем, нет, нет и нет... Она была упрямая — вся в Пего, как находила Лена. Прошлой осе­ нью из-за ее упрямства чуть не случилась трагедия. Она вернулась ве­ чером домой и принялась заколачивать в своей комнате окна — будто бы отошла рама и сильно дуло. Он в это время смотрел «Международ­ ную панораму» — единственную передачу, на которую всегда старался выкроить хоть полчаса,— слышал, как у нее падал молоток, как она спрыгивала на пол, потом колотила снова — и его злило, что 1анюша делает это сама, будто нет никакой возможности дождаться конца передачи. А затем до него донесся страшный грохот, вскрик. Она, падая, угодила скулой об угол стола, рассекла ее — едва смогли остановить кровь. Сейчас, когда Танюша улыбалась, припудренный шрамик на скуле становился заметным — и Александр Иванович всякий раз почти без­ отчетно нашаривал руку дочери и гладил. «Бедняжечка ты моя...». Но Танюша свою руку потихоньку, с едва уловимым усилием, уби­ рала и он, кажется, понимал дочь: ей явно были неприятны его при­ косновения, слабые, как паучьими лапками, холодно-влажные. А та не­ одолимая как Танюша ни старалась — брезгливость, с какой она брала баночку, чтобы перелить ее содержимое, то вытирание, украдкой, пальчиков душистым платочком после того, как поправляла его просты­ ню или подушку, вызывало еще большее сострадание к ней. Ну как у тебя дела? — пытался разговориться он. — Да сдаю экзамены. — Хорошо? — На отлично. — Молодец... Молодец ты у меня... Он не знал, о чем еще спрашивать. Да и она,— хоть и улыбалась, отвечала бодро,— чувствовалось, тяготилась разговором: даже не за- 84