Сибирские огни, 1988, № 3
— Моя спутница озябла, ей бы что-нибудь на ноги сухое,— сказал он. Старуха достала с печки теплые, шерстяные носки и велела ей идти в горенку «переоболакаться», добавив, что и спать там будет на топча не, а ему постелит тут на лавке. -— Нам бы умыться и поужинать,— сказал он, доставая из рюкзака консервы и буханку хлеба. — А то нет. На голодное брюхо черти привидятся. Сей минут само вар спроворю,— засуетилась старуха. — А умываться — так рукомой ник за печкой. За войну она привыкла быть плохо одетой и принимала это как должное, а сейчас вдруг пожалела. Сняла штопаный-перештопаный свитер. Голубая, ситцевая блузка все же приличней. Тщательно приче салась. Влажные волосы на лбу и висках закудрявились. Поймала себя на мысли, что хочет ему нравиться. «Господи, ведь не старуха же. Но... где я его видела? Он старше меня лет на десять. Седина. А лицо моло дое... Это лицо. Высокий лоб. Глаза... Даже не глаза, а взгляд... Нет, не могу вспомнить... Он сказал: потом объяснит!» За ужином ловила на себе его взгляды, и ей становилось радостно и отчего-то тревожно. Перемыв посуду, старуха наказала: «Коль читать-писать не будете, в лампе-то фитиль маленько подкрутите»,— и, пожелав «приятных сновидений», полезла на печку. Они в молчании сидели друг против друга, по обеим сторонам сто ла. Ветер пошумливал за окнами избы. Протарахтела телега. Видимо, почуяв дом, заржала лошадь. Где-то далеко лаяли собаки. «Пора спать»,— нерешительно произнесла она, не двигаясь с места. «Нет, подождите... Прошу вас. Может быть, нам даже не удастся свидеться, поговорить... — голос его от волнения прерывался. — Если не устали, прошу: выслушаьчте меня. Очень прошу. Я вас давно знаю. С сорок чет вертого. Но у меня ощущение, что знаю вас давно... Всю жизнь... Я всю жизнь, верьте мне, ждал вас... Так бывает... И только подумать, — пре рвал он себя,— только подумать: вы спали на моем плече... Как же я не догадался?! Нет, нет не уходите...» Он положил свою ладонь на ее руку, лежавшую на столе, и, сжав ее пальцы, поспешно убрал свою ру ку. «Я слушаю вас, но ничего не помню»,— призналась она. Его волне ние невольно передалось ей. «Я расскажу. Расскажу. Все по порядку. На фронте в сорок втором я узнал, что моя семья: жена и двое детей погибли в Белоруссии. Сообщил родственник: хату, где она была с детьми и родителями, сожгли фашисты на его глазах...» «Боже мой», — мысленно ужаснулась она, но сказать ничего не смо гла. — Я тогда дал себе слово: если останусь жив — возьму чужих де тей и заменю им отца,— он говорил тихо, тусклым без оттенка голо сом. — В сорок четвертом меня ранило. В госпитале познакомился с женщиной, у нее двое детей. Девочки. Почти такого же возраста, как мои. И я женился. По существу женился на детях,— голос его потеп лел,— теперь у меня свой сынишка растет...— Он замолчал. «Зачем он мне это говорит? Сейчас встану и уйду...» И не ушла. Ждала чего-то. Он сидел, опустив голову, сцепив руки в замок, взглянул на нее, и что-то дрогнуло в его лице. «В госпитале меня списали подчистую, и я со своей новой семьей уехал в глубокий тыл, в Сибирь. Здесь снова попал в госпиталь. Повтор ная операция. В госпитале встретился с вами. Вы не помните меня? Да, конечно, не помните. Я вижу... Госпиталь на краю города, рядом березовая роща. Вы же бывали у нас?» — «Да, да, я туда ходила. И не только я...» Он явно обрадовался: «Ваша палата,.в которую вы прихо д и ли— была тяжелораненых, а к нам приходила другая женщина. Такая небольшого росточка. Однажды она не пришла, и вы ее замени ли, принесли газеты, книги и цветы. Я лежал в правом углу у окна. 6
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2