Сибирские огни, 1988, № 3

трудно, что будут враги? Ну и что? Зато бы ты делал то, что требовала бьющаяся в тебе жизнь... Мысли у Бориса были обрывочные, запутанные. Некоторые даже внятно не доходили до сознания, хоть он вроде бы понимал их, чувство­ вал. «Да, да, мама права,— думал он.— Посидеть бы ночь рядом с па­ пой... Сколько всего вдруг прорывается, сколько всего наболело... Но некогда, некогда... Господи! Есть ведь где-то службы всякие... чтобы в этот печальный день именно печалиться, а не проклинать все и всех... Храмы восстанавливаем, дворянские усадьбы... чтобы чувство родины пробудить. Да разве в этом главное? Мы вот даже у себя дома, самые близкие, родные, легли с обидой друг на друга... Смерть папы точно разъединила, а не объединила нас...»- У Бориса выступали слезы, он терся щекой о подушку и снова гово­ рил себе: «Все, все, все! Зажмуривайся — и спи!» Он заставлял себя перечислять очередные дела: с утра заказать могилу, потом найти машину и съездить за памятником... Хотя нет, вна­ чале надо отвезти одежду в морг, а потом уже заниматься памятником... «А может быть, все же обратиться в военкомат?» — несколько раз подступала мысль. Но Борис и представить не мог, как пойти с такой просьбой к воен­ кому. Вот если бы прилетел на похороны Михаил Андреевич, папин друг... Михаил Андреевич был у них в прошлом году — как раз тогда, ког­ да у отца случился первый инфаркт: сильная боль вступила вдруг в ле­ вую руку и ослабли ноги. — Возможно, что-то с сердцем,— предположила молоденькая вра­ чиха, приехавшая на неотложке.— Но я ничего не прослушиваю... Зай- дите-ка завтра к своему участковому... Но отец не пошел. — Надо же так,— смеясь над врачами, рассказывал он обнимавше­ му его Михаилу Андреевичу.— У меня царапина, а она говорит — бе­ ременный... А дня через два отцу стало совсем плохо — и Михаил Андреевич поднял на ноги всю округу: — Как так?! Д а вы знаете, что он Берлин брал, что под Мукденом его строчкой прошил пулемет?! Да я из всех вас тут муки наделаю!.. Отца положили в стационар, как он ни противился. А противился он больше от того, что Михаил Андреевич слишком бряцал его ордена­ ми и медалями. Но таков уж был его друг: обычно тихий, покладистый работяга, однако стоило только задеть, как его тут же словно взрывало. Однажды отец едва уберег его от беды. Была очередь за арбузами — и Михаил Андреевич сунулся, кажется, в эту очередь просто так, полюбопытствовал: — Какие арбузы — астраханские или среднеазиатские? И тут вынесло какого-то здоровенного парнягу: — Дед, встань в хвост! Михаила Андреевича это зацепило. Он втиснулся в очередь, прямо к весам, и приказал продавщице: — Взвесь мне вон того, полосатенького... Парень ринулся к нему, схватил за ворот ковбойки — очередницы одобрительно загудели. — Это ты меня, ветерана?! — позеленел Михаил Андреевич. Он схватил булыжник — и не сдобровать бы парню, если бы не отец. Продавщица потом кричала: — Эй, погоди!.. А как же арбуз, я уже взвесила... Отец действительно был «прошит» пулями: три следа на груди, на­ искосок. На покосе, сбросив рубаху, он надевал через плечо ремень—