Сибирские огни, 1988, № 3

матери и канючил: «Расскажи мне про папу». Или еще получше: «Я клянусь памятью папы». ТОЛЯН. Замолчи. ТРОФИМ. А он, между прочим, и не думал помирать. Жив, здоров, чего и нам... вряд ли желает. Он и мать до этого довел. Сволочь! ТОЛЯН. Я знаю, я все знаю. Но прошу тебя, замолчи. Прошу-у-у! ТРОФИМ. Прости, на меня находит. Как подумаю о матери... Все же какой я был гад. На суде она плачет, а мне ее нисколько не жалко, смотрю на нее и думаю: так тебе и надо. ТОЛЯН. Она потом в интернат приходила пьяная, скандалила, тре­ бовала, чтоб меня отпустили. Хотела забрать совсем, домой. ТРОФИМ. Ну, а ты? ТОЛЯН. Я не хотел. Я бы не смог дома заниматься. Она всегда приходила пьяной... ТРОФИМ. Ты был примерный мальчик. Ты пьяных не выносил. ТОЛЯН. Я и сейчас не выношу. ТРОФИМ. Ах, какой я был дурак. Все бы могло быть по-другому. Ты знаешь, о чем меня спросила однажды адвокат? Такая красивая... когда садилась, все боялась юбку помять. Маленькая пауза. Она так и сяк со мной. А я молчу... В тот раз она зашла ко мне с пол­ ной сумкой апельсинов. Апельсины, конечно, не видно, сумка с замком, но запах. С ума сойти можно. Присела и опять то да се. А я в то, что она говорит, и вникнуть не могу, слюну глотаю. И так мне вдруг захо­ телось домой, в школу, что думаю: все ей как есть расскажу и про отца, и про мать, и про хмыря. Про все, в общем. И тут она как раз меня спра­ шивает, какое у меня сокровенное желание. Я возьми да и ляпни: «Апель­ синов хочу». Она покраснела вся, сумку к себе прижимает, будто я от­ нять ее хочу. Даже заикаться начала. Это, говорит, мальчишество. А если по-серьезному. Тут меня такое зло взяло. Если, говорю, по-серьезному, то больше всего хочу поджигать ларьки, где с прилавка торгуют кар а ­ мелью и фруктовкой, а из-под прилавка — водкой и апельсинами. Она, понимаешь, вроде даже обрадовалась. Я, говорит, тоже этого хочу, только на суде об этом говорить не надо. Встала и ушла вместе с сум­ кой... Ну, а я и на суде это ляпнул. Зря, конечно... А вообще правильно. ТОЛЯН. Ты считаешь? ТРОФИМ. Что на суде? Конечно. А так глупости, мальчишество. Но теперь я вас выручу. Я же автослесарь. Вот получу паспорт и буду вас в люди с матерью выводить. А ларьки эти подлые, так они ведь и не горят. Сейчас с сержантом ехали по нашей улице, стоит на прежнем месте. Только раньше был зеленый, а теперь голубой. По радио ТРОФИМА снова приглашают в кабинет директора. ТОЛЯН. Опять тебя. Иди. ТРОФИМ. Пойдем вместе. ТОЛЯН. Нет. Я ухожу из детдома. ТРОФИМ. Сбегаешь? Рвешь когти? Братуха, ты гений. Действитель­ но, на кой черт нам прокисать в этой богадельне, строем ходить, мне это уже — во! Как я об этом не подумал, у тебя ведь паспорт есть. А меня ты просто забираешь как старший брат. И за мать возьмемся. Мы сделаем из нее человека. И в кино еще с ней будем ходить. Работать я могу один, а ты учись, ты у нас голова. Восьмилетку, раз надо, я в ве­ черней как-нибудь добью. Не к спеху. Пауз а . Ты что молчишь? 48