Сибирские огни, 1988, № 3

ДАША (шепотом). Это не я. ТОЛЯН. Не морочь мне голову. ДАША. Честное слово. „ ^г ТОЛЯН. Так я и поверил. Ты хоть трясись поестественней. Чердак развалишь. ДАША. Здесь кто-то есть. ТОЛЯН. Не чуди. Кто здесь может быть? Люк я закрыл на зад- вилску. Домовой разве. Так они в детских домах не живут. Кричит: «Эй, домовой, выходи!» Уходит в глубь чердака, оттуда мыш и'^я: «Выходи, домовой, нам надо потолковать по душам!» ДАША тихо смеется. ТОЛЯН возвращает­ ся, садится рядом. Никого, одна паутина. Разыграла, признавайся? ДАША (придвигаясь ближе к Толяну, шепчет). Мне было страшно за тебя. Ты там в темноте один... ТОЛЯН. Так из-за тебя лбом треснулся о стропилину... Шишка, наверное, будет. ДАША. Бедный. Ты у меня умный и смелый. ТОЛЯН. Опять эти водевильные слова. Меня^ обвиняешь, что я говорю чужие слова, а сама. Меня тошнит от всякой фальши. ДАША. Не буду. Бот солнце садится. Давай помолчим. Чердак постепенно заливает красным светом предзакатного солнца. ТОЛЯН. Что ты дрожишь, тебе холодно? ДАША. Мне страшно. ТОЛЯН. Чего? ДАША. Я сама не знаю. Очень тревожно. Будто что-то должно случиться. Разве с тобой никогда не бывает? Заходит солнце, а за спиной у нас тьма... ТОЛЯН. И кто-то чихает... ДАША (прижимается к Толяну). Я тебя не разыгрывала. Это действительно не я... ТОЛЯН. Если ты сейчас же не прекратишь врать, я уйду. (Вста­ ет, порывается уйти.) ДАША. Толик, не уходи. Я не врала, мне так хотелось, чтобы у нас был свой домовой. ТОЛЯН (смеясь). Дурочка, зачем он тебе? Он же такой старый, моршинистый, лохматый... ДАША. Пусть. У меня не было родителей. Понимаешь? Совсем. У тебя они умерли, ты знаешь, где их могилы. А у меня ничего нет. Мне иногда кажется, что я инкубаторская. Так пусть будет хоть домовой. Па уз а . Толик, расскажи мне про своих родителей. ТОЛЯН. Об этом не рассказывают дважды, Дашка. ДАША. Прости, Толик... Тогда расскажи про своего брата. ТОЛЯН (оживляясь). Про Тоську? Про него не расскажешь. Он меня примерно на голову выше. Б плечах — во! Когда он выезжает на лед, трибуны начинают скандировать: «Трофим! Тро-фим!» Б го­ роде его все знают. С ним неудобно ходить по улицам. Останавливают на каждом шагу и спрашивают: «Бы не Капралов?» Он у нас хохмач. Нет, говорит, вот Капралов — и на меня показывает. Я сначала злился, но потом подумал, что он, в сущности, прав. Я ведь тоже Капралов. Я за него сколько раз автографы давал. Он знай балдеет. Бы, говорит, не смотрите, что он, то есть я, такой щуплый. Это он без формы. А форму наденет — лев. Юмора у него много. Ему без юмора нельзя, пропадешь. Про звездную болезнь слыхала? То-то. При такой славе только в юморе спасение.