Сибирские огни, 1988, № 3

Утро быстро приходит к закату, Опустел, проморожен простор, И полено, внесенное в хату. Индевеет, как будто топор... Вечера и длинны, и угрюмы. Но когда наплывают они. Бесконечные зимние думы Упираются в летние дни. Там, где зелень. Где лето, где воля. Там, где поле, живая река. Над покосом родного раздолья Думы тянутся, как облака... Брат! Припомни, когда тебе страшно,- Наша доля — любить и беречь И отцовские тощие пашни, И усталую русскую речь, И забытое горькое братство. Горький свет деревенской души... Невеселое это богатство Не спеши разменять на гроши. Без оглядки живи, без опаски. Не страшись ничего наперед... Но, невесело начатой сказке Продолжаться приходит черед... Куролесит метель за лесами... Малый холмик Над дедушкой — бел... Так давайте досмотрим мы сами То, что дедушка не досмотрел. То, что было, молчаньем томимо. Что оставил, мой дедушка, ты Перед хладною хмарью Нарыма, Перед злою землей Воркуты? Что тут сталось, покуда невинно Ты по-русски терпел и страдал?.. В левой хате, у младшего сына Твоего — поселилась беда... ...Нащипал из иконы лучины. Затопил прослезившись, с трудом, И стоял в полушубке овчинном. Колдовал над большим чугуном... Свету снежному трудно пробиться В закисающий холод и чад. Где — уже ледяные — тряпицы Из разбитых окошек торчат. Нежилое витает в жилище. Запустение, тягостный тлен. От дверей перекошенных свищет. Осыпается иней со стен. И запущенный, и закопченный 30 Дом стоит, погруженный во мрак, И жилой, и уже обреченный, Т.ОЧНО яблоко, в коем — червяк. Пусть глупец достояние множит. Думал золото, глянет — зола. Тут оставлено то, что поможет Дотянуть кое-как до тепла... Валит пар, Чугунок закипает, Разгорелася печь наконец. Сын на печке в тепле засыпает, Еле слышно бормочет отец: «Где, в каком прочитал он законе. Что не новое — надо ломать. Что дороже крестьянину кони, А не старая, глупая мать? Уступают, мол, те, что пожили. Место новым, готовым творить... Ох, ты, господи, жила на жиле — Только мыло и можно варить...» К сыну, дремлющему на попоне. Он слова обращает свои: «Слыш-ко, Сдохнут от холода кони... Встань, поди — накорми, напои...» Сын ответил, с печи не слезая: «Да, мороз... Задубели они... Да... Хреновый ты, батя, хозяин... Накормлю — поллитровку гони!» И уснул, как ни в чем не бывало, Тень в избушке сгустилась, и вмиг В самоваре лицо замелькало — Отшатнулся в испуге старик. Он трясет бороденкою жалкой. Ходит-бродит, как будто во сне, И кривой деревянною палкой Тупо крутит бурду в чугуне. Тихо сетует и угрожает Он видениям в каждом углу И одну за другой погружает Руки красные в белый тулуп... 8 За стеною колышется вьюга, И стоят у огрызков плетня. Согревая боками друг друга. Два засыпанных снегом коня. Их подковы давно отзвенели. Их телеги пошли на дрова. Гривы тяжкие заледенели. Давят головы, как жернова. Пар дыхания еле заметен. Видно, кони промерзли насквозь, В их глазницах — тоскою о лете Ломкий свет затухающих звезд... Над конями колышется вьюга. Задувает живые огни. Согревая телами друг друга. Говорят меж собою они.