Сибирские огни, 1988, № 3

— Приятно, неприятно... Я должна знать. Надя... мне..:— Голос у нее дрогнул, и она замолчала. — Гм... Да...— рассеянно произнес Геннадий Иванович, отводя взгляд.— Конечно, удобно все свалить на школу... Знаете, я все время с молодежью. Теперь, как, впрочем во все времена, принято говорить: мы не такими были. Конечно, не такими... И это закономерно. Понача­ лу я пытался подходить к Наде с меркой своей дочери. Но скоро... очень скоро понял — другое время... Да-а-а,— задумчиво протянул он,— ког­ да мы объединились с Алей, к сожалению, она не сошлась с моей до­ черью, и я вынужден был перейти сюда. Я понимаю, что на мне лежит ответственность за девочку. Воспитанием моей дочери занималась же­ на. В те годы я редко бывал дома. А вот Надя росла, как в поле трава. Нет, я никого не обвиняю. Так сложились обстоятельства. Я тогда уйму книг перечитал: и Макаренко, и Спока, и Сухомлинского. Но... сталки­ вался, да и сейчас сталкиваюсь с неожиданным... В первый же год снял дачу, чтобы девочка жила на свежем воздухе. Приезжаю на выходные: Аля в слезах — Надя исчезла. Отыскал ее в соседнем поселке. И ни те­ ни смущения: «Куда хочу, туда и буду ходить». Вот так. Понаблюдал я за ребятами и вдруг понял: они ни во что не играют. Ну, мы играли в лапту, горелки, в городки, в «красные и белые». Спросил Надю, во что они играют, а она заявила: «Что мы, маленькие». Это в восемь-то лет. «Мы балдеем». «Балдеют», как это вам нравится? В восемь лет балдели и сейчас в тринадцать лет балдеют... Геннадий Иванович помолчал и невесело заключил: — Со студентами я нахожу общий язык, а с подростками, с Надей — не получается. Был еще такой случай: Надя на английском получи­ ла двойку, а другая девочка отвечала так же, как Надя, но ей постави­ ли четверку. И тогда Надя заявила при всем классе, что учительница ставит отметки по блату. А все знают, что мать этой девочки работает в гороно. Ну, мы с Алей заставили Надю пойти извиниться. Надя вы­ ждала, когда в учительской была только англичанка, вощла и стала из­ виняться. Не дослушав ее, учительница сказала: «Пошла вон!» Надя, выходя, в дверях сказала: «Сама пошла вон». — Господи! — воскликнула Марьяна Петровна.— Это правда? На ­ дя призналась? — Призналась. Мне. — Чем же все кончилось? Когда это было? — В прошлом году. Состоялся педсовет. Учительница клялась, что она Наде так не говорила. Но тогда почему: «сама пошла вон?» А кон­ чилось тем, что нам пришлось перевести Надю в другую школу. Прос­ тите, я вас, кажется, расстроил. Но с кем я еще могу поговорить о ней... «А Аля?» — подумала Марьяна Петровна. Только подумала. Гово­ рить с ним об Але она не хотела. Геннадий Иванович поднялся и, заложив руки за спину, стал ходить вдоль комнаты от окна к двери, изредка взглядывая на Марьяну Пет­ ровну. Полуседая, с гладко зачесанными со лба волосами, со строгим лицом и умными глазами, слегка как бы обесцвеченными годами, в бе­ лой кофточке и темной юбке — она всем своим видом являла сдер­ жанность и чувство собственного достоинства. «Она похожа на постаревшую курсистку начала нашего века»,— подумал Геннадий Иванович. Позже он никак не мог ни понять, ни объ­ яснить себе, с чего вдруг его потянуло высказаться; как он, человек скрытный, всю жизнь избегавший «выворачивать душу наизнанку»,— поведал этой старой, почти незнакомой женщине, что так тщательно скрывал порой даже от самого себя. — Поверьте, Марьяна Петровна, я действительно честно призна­ юсь, на удивление самому себе, привязался к Наде. Скажу больше: случалось, возникали ситуации, когда мы с Алей были на грани разры­ ва... Ведь в семейной жизни всякое бывает... Верно? Тогда меня оста­ навливали мысли о Наде. Знаете, раз мы довольно громко выясняли отношения, полагая, что Надя спит. Неожиданно ворвалась Надя и