Сибирские огни, 1988, № 3

рослая, крепкая девочка в джинсах и свитере. Она с откровенным лю­ бопытством оглядела Марьяну Петровну, ее обшарпанный чемодан, неказистую сумку, и вдруг, поскучнев, сказала: — Мамы нет дома. — Подожди,— заторопилась Марьяна Петровна,— я приехала... Ты ведь Надя? — Ну, Надя,— недовольно проговорила девочка.— Вам, собствен­ но, что надо? Говорю: мамы нет дома. И снова у Марьяны Петровны перехватило дыхание. — Надя, я твоя бабушка. Бабушка Марьяна... — Какая еще бабушка? — девчонка насупилась. — Как это какая? Мама твоего папы. Девочка недоуменно пожала плечами. У Марьяны Петровны знобко забилось сердце. Справившись с со­ бой, она медленно проговорила: — Я мать твоего отца... Папы... Понимаешь, папы, который умер на Севере. Девочка, чуть приоткрыв рот, часто задышала, глянула мохнатыми Бориными глазами и нерешительно выдавила: — Ну заходите. Марьяна Петровна с трудом — силы куда-то ушли — подняла чемо­ дан. Внучка и не попыталась помочь. Раздеваясь, увидела на вешалке офицерскую шинель, сапоги и чуть не выронила свою старую шубейку. «Вот оно что... Может, из-за этого и не отвечала Аля... Боялась осужде­ ния? Осудить, может, и не осудила бы... Впрочем, кто его знает»... И тут услышала: — Баба Марьяна, вам тапочки дать? — Тапочки? Ах да, тапочки. Они у меня в сумке. Сейчас достану. Эта молния — вечно у меня портится.— От волнения у нее тряслись руки, и замок-молния на сумке никак не подчинялся. — Дайте я,— Надя взяла из ее рук дорожную сумку, ловко откры­ ла и, пошарив в ней, достала полиэтиленовый мешочек с тапочками.— Переобувайтесь, вот стул,— скомандовала Надя. Марьяна Петровна послушно села. — А это что за штучка? — Надя выхватила из сумки небольшую голубую коробочку. — Это тебе подарок.— «Ну и глазастая». — Сережки! — радостно воскликнула Надя и, рассмотрев, изрекла: — Нержавейка, а камушек — оникс. Хорошенькие. Тридцать рэ. «А я и не знала, что оникс,— удивилась Марьяна Петровна.— А я, дура старая, собиралась куклу покупать. Хорошо, что надоумили»,— раздумывала она, глядя, как внучка тут же вытащила из ушей блеску- чие сережки и примеряет перед зеркалом новью. «На Борю похожа: такой же нос короткий и лоб высокий, да и брови»,— отметила про себя Марьяна Петровна с горькой щемящей болью. — Надя, с кем ты разговариваешь? — раздался из-за закрытой двери густой мужской голос. — С бабой Марьяной,— бросила в закрытую дверь Надя. — С какой бабой? — Да не с бабой, а с папиной мамой. — Чего же ты меня не разбудишь? — пробасил густой голос. — А нечего было дрыхнуть,— тихо пробурчала Надя. — Это кто там? — кивнув на дверь, шепотом спросила Марьяна Петровна. — Материн муж, дядя Гена. Ничего мужик. Жить можно. Только малость закомплексованный. «Боже мой»,— внутренне ужаснулась Марьяна Петровна то ли Н а ­ диной категоричности, то ли «закомплексованности мужика». С его появлением в небольшом коридорчике сразу стало тесно. Он скорее был широкий, нежели толстый. Высокий, ладно скроенный, на лбу залысины, лицо с крупными чертами кажется грубоватым. Марья- 17