Сибирские огни, 1988, № 3

тер современности таков, что эта пробле­ ма выдвинулась на первый план, и если уж искать символ надежды, то им может быть одно—опыт народа. В первую очередь опыт экологический. Сопоставим два суждения писателя; «Без леса русский народ не жил и не бу­ дет жить никогда» и «Мы всегда должны помнить, что сегодняшние беды земли не поправить ничем, если не уничтожить их исходных причин». А часто ли специали­ сты ищут эти первопричины в истории? Д а почти никогда. Так что порой даже умная популяризаторская книга, собрав­ шая разрозненные сведения воедино, мо­ жет дать немалую пользу. А если темой земли и леса писатель занимался тридцать лет и через эту тему увидел всю историю Сибири, России, нет, больше, — Евразии, у него есть своя концепция. Очерки Чивилихина, публиковавшиеся со средины пятидесятых, нарисовали кар­ тину бездумного и потому жутковатого процесса уничтожения лесов на великом пространстве от Архангельска до Владиво­ стока. Что ж е в этом контексте означает выражение «не будет жить никогда»? Ис­ чезнет, переродится, перестанет быть преж­ ним народом? Или — найдет в себе силы и мудрость остановить геологическое по размаху бедствие? Вот для этого и надо прочитать «Память». Где-то в истории есть незамеченный пункт, с которого начался безудержный рост всего того, что названо экологическим кризисом, а иногда именует­ ся приближающейся экологической ката­ строфой. О лесе и почве писал В. Чивилихин в книгах, посвященных Сибири, где, как он понимал, решается основной вопрос века будущего: быть или не быть природе, ле­ сам и чистым рекам. Не только о почве- гумусе, но и о почве духовной, которая для прагматика — ничто, фикция: до нас, мол, тут ничего ценного не было, ничего разрушить здесь нельзя, так что не важно, какой след, какие котлованы мы после себя оставим. Эрозия нравственной вменяемости начинается с малого, но в культуре, в па­ мяти национальной способна оставить страшные овраги, где уж е нельзя будет сеять. Вслушаемся: «Благополучие почвенно­ го слоя зависит ныне исключительно от че­ ловека... На восстановление слоя почвы всего в два с половиной сантиметра при хорошем и постоянном растительном по­ крове природа затрачивает до тысячи ,лет» («Земля-кормилица»). Один сантиметр за пятьсот лет! Значит, со времен Ермака си­ бирская почва не нарастила и сантиметра! А мы и не задумывались, как создавался тот слой чернозема, которым гордились целинники. А потому не придали особого значения пыльным бурям, когда миллио­ ны тонн плодородной почвы, ставшей пы­ лью, были унесены ветрами с распаханной казахской и алтайской целины. Эка, мол, беда, земли, что ли, у нас мало! А опыле­ ние лесов, приведшее к гибели пихтача чуть ли не во всей сибирской тайге? А не­ восполнимая вырубка кедровых лесов, на восемьдесят процентов не в дело?.. А пре­ вращение речек Кузбасса в зловонные сточные канавы?.. Неужели все это част­ ности? Гибель мириадов птиц и живот­ ных, исчезновение рыбы в реках — уж не это ли и есть победа над тайгой? А как недавно еще в газетах с гордостью писали: «Тайга отступает». Отступила... в небытие. Вот это и есть эрозия памяти — жела­ ние урвать поскорей и побольше. Оно обя­ зательно связано с безразличием к прош­ лому, а стало быть, обернется слепотой к будущему. И всего виднее это на малой родине писателя — в Кузбассе. Тут можно сказать без преувеличения: край наш вы­ слал ходока-заступника. И впрямь ведь было что-то от настырных шукшинских чу­ диков в юном Владимире Чивилихине, учившемся в Мариинске да в Тайге и су­ мевшем таки поступить на самый престиж­ ный тогда факультет Московского уни­ верситета и сказавшего слово правды в годы застоя: как однобокий «прогресс» убивает землю. А живая природа — тоже культура, ни к чему их разгораживать стеной. Среда жизни складывалась в миллионолетней борьбе и взаимовлиянии видов, в приспо­ соблении всех друг к другу. Все сложи­ лось, все пригнано без пустот, и всюду можно разглядеть свой «подвиг сокровен­ ный». Неброски в Сибири приметы дальней па­ мяти, и многим казалось: история здесь началась недавно, эта земля — чистый лист, пиши поскорей да не оглядывайся. Вот он — первоисточник беды: жизнь «ко­ лесная», облегченная память, нежелание подумать о будущем дальше нескольких лет. Культура — опыт жизни, неделимый капитал, без которого нет продолжения ни истории, ни полноценной жизни на Земле. Ведь если шагнет в небытие род человече­ ский, он увлечет с собой и всю жизнь. То есть перечеркнет, наверно, сотни миллио­ нов лет эволюции. Хорошо выразил эту мысль, вернее, вопрос этот, Л. Леонов, ко­ торого Чивилихин называл своим учите­ лем: «Перед человечеством стоят сегодня две первостепенные задачи: защита мира и защита природы, обе — главные условия нашего дальнейшего существования». Мо­ жет быть, корень проблемы — в самосоз­ нании, которого нет без ориентировки в ис­ тории? «Мне кажется, — писал В. Чивилихин, — что наступило время, когда любить при­ роду — мало. Любит ли она тебя и что ты сделал для того, чтобы она тебя люби­ ла? — вот как нынче стоит вопрос». А далее, в том же очерке «О чем шумят рус­ ские леса» еще более однозначно: «Стенать по поводу гибели природы бессмысленно и бесполезно». Стенать бесполезно — действовать на* до, всем и каждому из нас, не откладывая до вечера. Потому что каждую минуту па­ дает несколько деревьев, поставщиков ки­ слорода, Того, которым должны были ды­ шать наши правнуки... Пусть не вся «Память» посвящена эко­ логии, она ничуть не выламывается из кон­ текста публицистики Чивилихина. Она ее венчает, она помогла увидеть путь прозаи­ ка, поиск, объединяющий точки зрения. Пока только фундамент, а не своды тео* рии, большего нельзя требовать, раз уж на этот вопрос нет пока ответа у человече­ ства.