Сибирские огни, 1988, № 3

А. КАЗАРКИН ПАМЯТЬ- эк о л о ги я КУЛЬТУРЫ ( к 60-ЛЕТИЮ в. ЧИВИЛИХИНА) В ы обращали внимание на то, как за­ канчиваются очерки Владимира Чи­ вилихина о лесах Сибири? Двойные и тройные послесловия — это хроника на­ растающего бедствия. Не оттого ли так «сдетонировал» двухтомный роман-эссе «Память» в общественном сознании, что в нем задет нерв сверхпроблеыы — преды­ стория экологического кризиса? «История — это все во всем», — заме­ чает автор. А трудноуловимый сюжет ро­ мана-эссе «Память» можно обозначить только через сравнение: «Путешествие в прошлое — не бег по спринтерской дорож ­ ке и не езда по гладкому шоссе. Множест­ во заброшенных проселков, троп, забытых дорог, а то и сплошное бездорожье на много верст, перекрестки, ответвления, пе­ ресечения, спуски, подъемы, шаткие мост­ ки, гати». Что могло заставить автора взяться за такую задачу — «все во всем»? Наверно, критическая ситуация — угроза самой жизни на Земле, убыль естественного, воз­ растающая энтропия памяти. Для этой кни­ ги писатель родился — в нужное ей вре­ мя и в нужном месте. С окончанием ее оборвалась жизнь, предыдущие книги бы­ ли как бы черновиками к «Памяти». В романе-эссе Чивилихина мы найдем хвалу добровольным хранителям памяти: «Они прививают согражданам привязан­ ность к их родине, а через нее — к боль­ шой Родине, к миру и жизни, а сами эти увлеченные отставные трудяги, кажущие­ ся подчас чудаковатыми, составляют кое- где высшую духовную ценность местного общества». Одного такого собирателя памяти края мы встретим в повести «Над уровнем мо­ ря». Заветную мечту автора он, провин­ циальный врач, малозаметный человек, выдал лет за двадцать до публикации «Памяти»: «Иногда я думаю, если бы бы­ ла у меня в запасе еще одна жизнь, я посвятил бы ее большому труду о сози­ дательной истории человечества. В этой работе хорошо бы коротко и точно оце­ нить всяческих ганнибалов и наполеонов, Чингисханов и гитлеров, пунические, сто­ летние и прочие войны, сосредоточив глав­ ное внимание на истории становления че­ ловека — на путях к вершинам цивилиза­ ций, на развитии гуманистической мысли, наук, на совершенствовании труда челове­ ческого, на борьбе людей с неправдой, угнетением, нуждой, болезнями, войнами, на усложнении взаимоотношений между обществом и природой». Это же явный «чудик» по шукшинским меркам. В глу- шайшей глуши вдруг «забуксовал» человек на такой вот сверхидее — перетрясти всю историю. И чего здесь больше — от­ ваги или наивности? Ну, а если он из по­ роды упорных, как сам автор, если жизнь положит на это?.. Никакой ученый не возьмется за такую книгу. Нужна отвага или неустранимая боль. Именно болевые точки современно­ сти и позволяют видеть цельность «Памя­ ти», ее композиции. Это сочинение питает­ ся полемикой ученых, но само подчинено здравому народному взгляду на мир. И читатель не может уйти от вопроса, есть ли у него личное, живое чувство родины, малой и большой. Непринятие беспамятства, эрозии нацио­ нального самосознания — в этом весь па­ фос романа-эссе. И это — запрос эпохи. Не случайно о памяти говорят Ф. Абра­ мов. В. Шукшин, В. Белов, В. Распутин, Ю. Трифонов, Ч. Айтматов. А книги Д. С. Лихачева, М. Бахтина — разве не о том же? «Идти вперед может только память, а не беспамятство», «память — глаз даль­ ний», «зрячий посох», — наверно, можно составить целый том афоризмов о памяти. Еще бы, ведь это самый ствол культуры! В. Белов сказал: «Вне памяти, вне тради­ ции истории и культуры, на мой взгляд, нет личности. Память формирует духовную крепость человека. Только и память бы­ вает разная. Иной всемирную историю вы­ зубрил, а про славу своей деревни и не слыхал — не интересовался. Это, пожа­ луй, сегодня один из самых распростра­ ненных видов невежества». Да, для одних культура — это соборы, музеи, книгохранилища, для других же — память народа, его привычки, моральные устои, то первичное, что сохраняется при самых немыслимых виражах истории, что обеспечивает выживание человечества. Мне кажется, всего важнее для Чивилихина — условия самосохранения народа в экстре­ мальных исторических ситуациях. Харак