Сибирские огни, 1988, № 3

Ведь если разобраться и поглубже вник­ нуть, то становится совершенно очевидным: «бунт» Сергея Никонова направлен не столько против Петра, сколько против ка­ нонизированного восприятия этой личности, узаконенного ни много ни мало самим Ста­ линым. Известно, например, что Сталин за ­ претил переиздание трудов М. Н. Покров­ ского, чья «История России в сжатом очерке» была в свое время высоко оценена В. И. Лениным. Сталина особенно не уст­ раивала точка зрения известного историка на деятельность Петра. В отличие от По­ кровского, гневно осуждавшего многие бессмысленные жестокости преобразователя России, Сталин считал, что все жертвы, которые понес народ в эпоху Петра, вполне «уравновешиваются» великими деяниями царя. Само собой разумеется, что эта точка зрения на правах непреложной концепции вошла во все учебники, и всякого, кто пы­ тался ее оспорить, поставить под сомнение, подвергали жестокой проработке, вплоть до того, что вообще отлучали от науки. Как все это делалось, В. Сапожников и показывает на примере несостоявшейся на­ учной карьеры своего героя. Собственно, к карьере, как таковой, Сергей был в общем- то равнодушен; обучаясь в аспирантуре, он менее всего был озабочен тем, чтобы по­ быстрее защититься, «остепениться» — для него главным был сам научный поиск, стремление сказать пусть негромкое и не­ бесспорное, но свое слово в науке, внести посильную лепту в исследование одной из сложнейших исторических проблем. И вот в этом-то и было, что называется, коренное отличие Сергея не только от других аспи­ рантов, но и от его наставнико.в, от тех, ко­ го принято почтительно называть «научны­ ми руководителями». В. Сапожников дает нам возможность накоротке познакомиться с каждым из этих «мэтров», воочию уви­ деть, что из себя представляли люди, дви­ гавшие, а точнее сказать загонявшие в ту­ пик историческую науку. Сразу хотелось бы воздать должное ав­ тору: крупно, броско, рельефно рисуя оп­ понентов Сергея Никонова, он нигде не позволяет себе нарочитого сгущения кра­ сок, не впадает в фельетонное очернитель­ ство. Напротив, вначале он делает все воз­ можное, чтобы эти ученые мужи и дамы произвели вполне благоприятное впечатле­ ние на читателя, чтобы нам, читателям, бы­ ло понятно, в чем секрет их успеха у сту­ денческой аудитории, почему они окружены ореолом всеобщего обожания и почитания. Вот выходит на кафедру молодой доцент Татьяна Исаевна Соловьева, и аудитория сразу замирает. Д а и немудрено; «Татьяна Исаевна была из ленинградской профессорской семьи, но... одевалась под­ черкнуто просто, под деревенскую дивчину — бумажная простенькая кофточка, ремень на тонкой талии, туфли на низком каблуке — первокурсники звали ее про себя Танеч­ кой. Волосы — спелая пшеница, гребешок с камушками, тоже светлый, под цвет тугой шишки волос на затылке, эти синие, широко открытые глаза; в мягко округлой фигуре Татьяны Исаевны, и правда, было что-то деревенское, вологодское. Одень ее в сара­ фан, заплети волосы в косу с лентой, она бы и в девичьем хороводе за околицей бы­ ла хороша, но Татьяна Исаевна была до­ цент, кандидат наук, работала над доктор­ ской». Не меньшим успехом пользуется и Вик­ тор Николаевич Плотников: «В сорок лет профессор, видный ученый, широкие плечи, летящая спортивная походка — гири, штан­ га, турник... И всегда переполненные ауди­ тории, где читает он свой курс, хотя ника­ кой особенной манеры за кафедрой, ника­ ких эффектов! Все до предела просто, свои лекции Виктор Николаевич не читает во­ все, он ходит по сцене и будто вспоминает, как было, и вдруг начинает казаться, все происходит сейчас, на глазах слушателей, аудитория сама как бы делается участни­ цей давно минувших событий...» Неплохо вписывается в этот ансамбль и почтенный Лев Андреевич Казанец — «маленький узкоплечий человек, со значи­ тельным крупным лицом, по студенческому прозвищу «шкет», с умными усталыми гла­ зами. Он видит тебя насквозь, знает, сколь­ ко ты стоишь. Красавчики-лодыри ежатся от его иронического взгляда. Подростковый костюмчик, седоватый ежик на большой голове, неспешность дви­ жений. Лев Андреевич лекции свои негром­ ко диктует, расхаживая по сцене, и все в них: даты, факты, высказывания классиков — выстроены в четкий геометричеокий по­ рядок». Но насколько хороши, артистичны, свое­ образны эти «кумиры публики» за кафед­ рой, во время лекций, настолько недалеки, мелки, малоинтересны они вблизи, когда возникает необходимость поговорить с ни­ ми наедине о серьезных, важных пробле­ мах. Вот терзаемый сомнениями, объятый смятением, охватившим его после знаком­ ства с жуткими документами петровской поры, идет Сергей Никонов к своему науч­ ному руководителю Виктору Николаевичу — идет, чтобы в доверительной беседе, быть может, даж е в споре за чашкой чая что-то прояснить для себя, снять хотя бы часть возникших в ходе работы «закавык». И в ответ на свою искреннюю, горячую ис­ поведь слышит буквально следующее: «— Личность Петра чисто по-русски про­ тиворечива... На имени этом скрещивали шпаги самые разные школы историков, и в этой круговерти вам будет нелегко устоять на своем плацдарме, но тем почетнее побе­ да... Ищите закономерность. Старайтесь мыслить широко, смело, дерзко, ни на кого не оглядываясь...» и т, д. (Пожелания, что и говорить, самые благие, однако, заметим в скобках, стоило Никонову и в самом деле проявить недюжинную смелость, написать неординарную «дерзкую» работу, как Вик­ тор Николаевич тут ж е открестился от сво­ его ученика, по сути предал его). Вот очаровательная Татьяна Исаевна, познакомившись с диссертацией Сергея, подкараулив его в вестибюле, отводит в сторону и дает «дружеский совет» — отка­ заться от обсуждения работы на кафедре. «— С самого начала вы пошли по ложно­ му пути,— увещевает Никонова эта ученая пава,— наивна, не научна сама постановка вопроса—какой ценой оплачены преобразо­ вания Петра. Новое рождается в муках — диалектическая аксиома, как и то, что за историческую отсталость народа платят тяж ­ кими страданиями, жертвами, куда более кровавыми, трагедиями, десятикрат более