Сибирские огни, 1988, № 3

слова (например, поэма А. Твардовского «По праву памяти») были «дозволены» к печати. Зато успели увидеть свет десятки романов и повестей, где тема культа личнос­ ти раскрывалась односторонне и тенденци­ озно — в основном через изображение тю­ рем, лагерей и прочих мест не столь отда­ ленных. Больше того: многие писатели пы­ тались объяснить это сложное явление тем, что Сталину слепо верили и безоговорочно доверяли, что его преданно, беззаветно любили все без исключения, начи­ ная от наркома и кончая простым колхозником. Впоследствии появилась д а­ же концепция: мол, Сталин был «невиновен» в том, что его почитали и боготворили, культ личности сложился стихийно, помимо его воли; а что касается массовых репрессий, то Сталин о многом, творившемся за его спиной, прОсто-нанросто не знал — слишком занят был важными государственными де­ лами. Однако история сохранила факты и сви­ детельства, утверждающие прямо противо­ положное. Еще при жизни Сталина, в са­ мый «пик» его славы и могущества, нахо­ дились люди, которые подвергали критике его диктаторские амбиции и осуждали непосредственно его за кровавые расправы над многими партийными и советскими ра­ ботниками, деятелями культуры и науки. Самый наглядный пример тому — письмо Ф. Ф, Раскольникова Сталину, частично опубликованное в журнале «Огонек» (№ 26, 1987 г.) Член партии с 1910 года, видный советский военачальник и дипломат, Федор Федорович Раскольников в 1939 году опуб­ ликовал в заграничной прессе открытое пос­ лание Сталину, которое без всяких натяжек можно сравнить со всемирно знаменитыми письмами — памфлетами «Я обвиняю» Э. Золя и «Не могу молчать» Л. Тол­ стого. Примечательно, что в этом пись­ ме есть строки, имеющие самое прямое от­ ношение к нашему разговору о науке и лженауке. «Вы лишили советских ученых, особенно в области гуманитарных наук, минимума свободы научной мысли, без ко­ торой творческая работа становится не­ возможной. Самоуверенные невежды инт­ ригами, склоками, травлей не дают рабо­ тать ученым в . университетах и институ­ тах, лабораториях». Да, все так оно и было, как писал Ф. Раскольников. И тем большее уважение и восхищение вызывают ученые, которые не побоялись вступить в борьбу с этими «Самоуверенными невеждами», которые спустя много лет могли повторить слова Д . В. Лебедева: «...в тех условиях это бы­ ла борьба против культа личности». А условия были такие, что невольно вставали в памяти жуткие картины времен средневековой инквизиции. Недаром тот же Ф. Раскольников, обращаясь к Сталину, писал: «С помощью грязных подлогов Вы инс­ ценировали судебные процессы, превос­ ходящие вздорностью обвинения знакомые вам по семинарским учебникам средневе­ ковые процессы ведьм». И каким ж е мужеством надо было об­ ладать, чтобы во всеуслышание, как это сделал сам Д. В. Лебедев, заявить о вер­ ности своим научным убеждениям! «На собрании в ботаническом институте,— пи- шет Д . Гранин, — докладчик-лысенковец прямо спросил: «Неужели среди вас нет морганистов?» Встал Д. Лебедев: «Почему ж нет, есть, я морганист!» «Их было мно­ го,— добавляет автор,— тех, кто не отре­ кался, вставал». Впрочем, не только у генетиков в те го­ ды доставало мужества отстаивать свои взгляды и даж е вступать порой в кон­ фликт с «сильными мира сего». Вот еще один эпизод, ярко свидетельствующий о том, что видные наши ученые не мирились с ролью безропотных, послушных «винти­ ков», проявляя порой отвагу не меньшую, чем та, которую проявил великий мученик науки Д. Бруно. В свое время, сообщает автор, когда П. Л. Капицу «привлекли к работам над атомной проблемой, он столкнулся с Берией. Берия был груб, бесцеремонно и невежественно вмешивался в работу уче­ ных, кричал на Капицу. После одного из резких столкновений Капица написал воз­ мущенное письмо Сталину, не побоялся пойти на открытый конфликт со всесиль­ ным тогда министром. Жаловаться на Берию — поступок для того времени без­ рассудный. Мало того, со свойственной Капице открытостью он просил Сталина показать это письмо Берии. Разумеется, без последствий это не осталось...» П. Л. Капица лишь благодаря счастли­ вой случайности остался в живых, был «всего-навсего» отстранен от работы. Однако сколько ж е ученых в полном смысле слова стали Дж ордано Бруно XX века! Сколькие, предпочтя «костер», погиб­ ли в бериевских застенках и лагерях! Погиб­ ли, Но не сломились, не предали своих убеждений, не изменили самим себе. И это была борьба, настоящая борьба, которая, во-первых, разбивала в пух и прах леген­ ду о всеобщем страхе и покорности в пе­ риод сталинского режима, а во-вторых, уже тогда создавала реальные предпо­ сылки для разоблачения культа личности... «Их было много, тех, кто не отрекал­ ся...» И имена их заслуживают полного права быть вписанными золотыми буквами не только в историю отечественной науки, но и в историю нашего советского госу­ дарства — как имена борцов против всего темного, подлого, невежественного, что стояло на пути прогресса, демократии, справедливости. Роман В. Дудинцева «Белые одежды», как и повесть Д. Гранина, тоже проливает свет на трагедию, постигшую советскую генетическую школу, тоже исполнен и горьких откровений, и яростного гнева. Словом, точек соприкосновения у этих произведений немало. Однако нам придет­ ся вначале повести речь о различиях — приче.м различиях весьма существенных — с тем, чтобы выявить, вполне обозначить весь, так сказать, комплекс своеобразия обоих произведений. Прежде всего следует, конечно, отме­ тить принадлежность их к различным жан­ ровым «ведомствам». Повесть Д. Гранина, по всем признакам, относится к докумен­ тальной прозе; роман В. Дудинцева — вещь «чисто» художественная, хотя и опи­ рающаяся на события вполне реальные, освещающая определенный период в исто­ рии советской науьш. Это отличие, на мой