Сибирские огни, 1988, № 3

«золотой порой» молодой советской науки, удивившей вскоре весь мир своими выда­ ющимися открытиями. Описывая это славное десятилетие (1917— 1927 гг.), Д . Гранин приводит па­ радоксальные, любопытнейшие факты, ко­ торые сейчас воспринимаются как нечто из области легенд и преданий. Саму науку тогда постигали «без принуды. Хочешь — посещай, хочешь — нет, твое дело». Л або­ ратория Кольцова, к примеру, была «от­ крытой круглые сутки. Приходили рабо­ тать кто когда мог. Утром, ночью, днем. Выбирался один день, когда всем было удобно, обычно в среду, и преподаватель устраивал лекцию по материалам, которые раздавались на ближайшую неделю для проработки». Но, пожалуй, самым удивительным было то, что ученым можно было тогда стать, не имея не только степеней-званий, но даж е университетского диплома. Пример тому — сам Зубр, главный герой повествования, прозванный так и за своеобразную внеш­ ность, и за богатырскую мощь, и за неис­ товость в работе. Пройдя полный практи­ кум у Н. К. Кольцова, овладев в совер­ шенстве методикой научных исследований, Тимофеев посчитал пустой формальностью сдавать какие-то зачеты и экзамены. Вмес­ то этого он с головой погрузился в работу, произвел массу опытов, опубликовал не­ сколько статей, вызвавших интерес не толь­ ко среди советских биологов, но и за рубе­ жом. И не случайно, когда в Германии создавался на паритетных началах совет­ ско-немецкий институт генетики и биофи­ зики, Кольцов, не колеблясь, порекомендо­ вал правительству направить туда «без- дипломного» Гимофеева-Ресовского. «Гог- да, в первой половине двадцатых годов, писчебумажная жизнь в науку еще не про­ никла. Человек расценивался по делам, ученый — по работам, студент — по тому, как он понимает и на что способен. Райское время, когда все ходили нагими, не при­ крываясь дипломами и званиями. Когда Колюша уезжал за границу работать, его учитель Н. К. Кольцов дал ему письмо, в котором удостоверял, кто он такой. Это заменяло все справки и мандаты». Запом­ ним эти слова! Они очень и очень нам приго­ дятся, когда мы столкнемся с другим «фе­ номеном», столь роковым образом повер­ нувшим отечественное естествознание вспять, отбросившим его на несколько д е­ сятилетий назад. А теперь обратимся к страницам, связан­ ным с «приходом к власти» Лысенко. Впро­ чем, здесь сразу нужно сделать оговорку: Д. Гранин не дает нам полной картины, как все это произошло; он лишь время от вре­ мени, притом довольно скупо, информирует о странных и совершенно непонятных для Зубра событиях, происходящих в научных кругах в его отсутствие на Родине. «...С 1929 года... начались неприятности для биологов. Была разгромлена лаборато­ рия Сергея Сергеевича Четверикова, сам он был выслан в Свердловск... Участились нападки на Н. К. Кольцова. Нападали прежде всего философы, да и свои ж е био­ логи, подводя, разумеется, под критику идеологическую базу». «В 1935 году пришло известие, что пре­ зидентом ВАСХНИЛа вместо Н, И. Вави­ лова назначили некоего никсжу из биоло- гов не ведомого Муралова. И до этого про­ исходили наскоки на Н. И. Вавилова, после же снятия гонения на него усилились». «В советских газетах и журналах сообща­ ли, что известные заслуженные профессора поддались буржуазным влияниям, не тому учат молодежь, преподают оторванно от практики... Появились проработочные статьи, фельетоны в газетах. Месяц за ме­ сяцем проработки ожесточались. Начались аресты. Разоблачали — слова-то какие по­ явились!— механицистов, ламаркистов». «Все большую силу набирали неведомый Зубру, да и вообще здесь никому не извест­ ный своими работами Трофим Лысенко и его идеолог, его перо — И. Презент». Эти краткие сообщения Д . Гранин не «расшифровывает», не поясняет, какие именно силы «вознесли» Лысенко и его при­ спешников, поставили их во главе ВАСХНИЛ. И претензий тут к автору быть не может, так как писал он не историю «величия и падения» Лысенко, а нечто сов­ сем иное. Тем не менее, поскольку на судь­ бу Тимофеева-Ресовского мрачная тень Лысенко все-таки легла и даж е был мо­ мент, когда ученый едва не пополнил собою список жертв этого интригана,— вопрос о причинах и обстоятельствах, способство­ вавших утверждению лысенковщины, неиз­ бежно возникает и витает над страницами гранинского повествования. И тут нам во­ лей-неволей придется сделать попытку, опираясь и на саму повесть и на другие источники, объяснить «феномен Лысенко». Прежде всего давайте еще раз вспом­ ним главы, где автор описы.вает золотое десятилетие советской науки (1917— 1927 гг.) — то самое «райское время, ког­ да все ходили нагими, не прикрываясь дип­ ломами и званиями». В науку тогда шли не ради почестей, не ради достижения сытенького благополучия; работали в ней, в подавляющем своем большинстве, энту­ зиасты и подвижники, а заслуги ученых измерялись исключительно их реальным, весомым вкладом в ту или иную область знаний. Это был в полном смысле слова период романтизма в нашей советской нау­ ке. Но, к великому сожалению, наряду с ро­ мантиками и бессребрениками в жизни, во всех ее сферах, включая и научную, всегда были и есть «трезвые реалисты». Д аж е в ту золотую пору, как замечает Д . Гранин, в сфере ученых, хоть и крайне редко, но встречались мелкие, тщеславные людишки, которые не служили науке, а просто в ней подвизались. Им было не по плечу, говоря словами Маркса, карабкаться по «каменис­ тым тропам», чтобы достичь «сияющих вер­ шин» науки. Но взобраться, оказаться на этих «сияющих вершинах» страсть как хо­ телось. И, очевидно, кому-то из них пришла однажды в голову по-своему гениальная идея: а нельзя ли эту «каменистую тропу» взять да заменить лестницей? Такой лестт ницей, по которой можно было бы без осо­ бых усилий, спокойным, размеренным ша­ гом, одолевая ступеньку за ступенькой, взобраться на самые снеговые вершины науки. Так или не так рассуждали наши «мудрецы»,— суть не в этом. А в том, что потихонвку-помаленьку такую лестницу, они возвели. И лестница эта напоминала, собою