Сибирские огни, 1988, № 3
совсем недавно, появилось и в энциклопе дических словарях. «циклопе о горящие доски, думала о Ларисе Шараповой, и мне ни о чем не хотелось говорить. Я не сразу заметил! протянутый мне стаканчик с коньяком. — Задумались? — Задумалась, — сказала я. — Понимаю огнепоклонников, они верили, что ого Г не только согревает тело, но и очищает ду! шу — выжигает из нее скверну. — Неужели вы этому верите? — Нет, конечно. А хотелось бы. — Есть, что выжигать? — У каждого из нас, наверное, есть. Тобольский помолчал, тоже уставился на огонь. — я отношусь к огню проще, возле него просто хорошо посидеть вдвоем. — Так почему вы не сидите вдвоем? — Я сказал — посидеть. Разок — дру гой... На более продолжительное сидение меня уже не хватает. — Вы непостоянный или просто не ува жаете женщин? Как вам сказать... Вероятно, я отно шусь к ним излишне потребительски... — из печки выскочил уголек. Тобольский лов ко подхватил его с полу и забросил обрат но. Для меня женщина... вы извините за цинизм. — Ничего, продолжайте. В негативной оценке женщин у вас имелись и более именитые предшественники, и, как видите, мы еще живем. И кое-когда нас даже лю бят. Лично я на женщину всегда смотрел, как на инструмент... — Вроде скрипки, — решила я подска зать. — Если хотите. Скрипки, на которой можно бы сыграть «Крейцерову сонату»,.. — А у вас получается «барыня»! — за кончила я. — Вот именно — «барыня»... Или, в луч шем случае, «цыганочка», — усмехнулся он и приглашающим жестом поднял свой стаканчик. — Так за «цыганочку»! — За «Крейцерову сонату»! — отозва лась я. И тут — как.в хорошо отрепетированной пьесе — в дверях появился Максим. То больский вспомнил про кофейник, налил кофе в чашку. Максим сполоснул руки воз ле умывальниь:з, присел к столу. Взял халу, простецки отломил завиток, положил на него пластик сыра. — «И, благословив, переломил хлеб за столом...» — негромко сказала я. — «Тайная вечеря?» — вспомнил Тоболь ский. — Да, только Максим плохо походит на Христа. Максим кротко взглянул на меня, и я догадалась, что он мог бы сейчас сказать — на кого похожа я... Я опять отвернулась к огню. — Как твой оысак? — эти слова были уже из нашего сценария. — Мне трудно там управиться одному, — так же заученно ответил Максим. — Вы не могли бы мне чуть помочь?— обратился он к Тобольскому. — Могу, конечно. Только учтите — я в автомобилях ни бе, ни ме. — Вам только двигатель за ручку про вернуть. Максим допил кофе. Тобольский — конь як. Они натянули куртки. — А вы. Женя, пока можете пройти в комнату. Там есть свежие журналы, — ска зал Тобольский. Я откинула занавеску и прошла в комна ту. Обстановка была такой же старорежим но-простой, как осталась после стариков родителей Тобольского, и он не пожелал в ней чего-либо заменить в ожидании коммунальной квартиры, которую мог бы обставить по своему вкусу. Круглый обе денный стол был сдвинут в угол, — когда- то он стоял посредине комнаты, прямо под люстрой с тремя латунными рожками, — на полу так и остались следы его ножек; сейчас он выполнял обязанности письмен ного стола, на нем лежали книги и газеты, в деревянном стаканчике торчали ручки и карандаши. Как и на кухне, пол был вымыт, подоконники протерты — конечно, и здесь порядок наводила Лариса Шарапова. Возле переборки, в которой была про резана дверь на кухню, расположился ши рокий расплющенный диван. Очевидно, он служил Тобольскому постелью, в изголовии его стояла узкая длинная тумба, в которой хранилось постельное белье. На тумбочке стояла настольная лампа- ночничок, лежала пара журналов «Экран» и — чего я не ожидала увидеть — коро бочка с набором детских цветных каранда шей. Я присела на диван, вопросительно по глядела на коробочку с карандашами, взя ла «Экран», полистала, увидела фото Ан дрея Миронова и улыбнулась невольно — Миронову были пририсованы зеленые усы и такая же зеленая борода. Я открыла ко робочку с карандашами — черный каран даш там имелся, но художнику понадобил ся почему-то зеленый, и тогда я решила, что бороду и усы Миронову пририсовала девочка и лет ей было не более трех-че- тырех. Зеленый карандаш выскользнул из ко робки, упал на пол и закатился под диван, чтобы его достать, мне пришлось опустить ся на колени. И тогда я увидела за ножкой дивана бе ленькую пуговицу. Я не стала ее брать в руки, а только подвинула карандашом, чтобы лучше рас смотреть. Это была обыкновенная пласт массовая пуговица, белая, с нанесенным по ободку серебристым пояском. Пуговица, которая могла быть пришита и к мужской рубашке... и к женской кофточке. Не поднимаясь с копен, я посмотрела на расплющенный диван, но тут же сказала себе «стоп!» — материалов для фантази рования, всяческих предположений у меня хватало и без этой пуговицы. Тем же ка рандашом я подвинула ее на старое место, где она лежала. Хлопнула дверь на кухне — вернулись мои мужчины. Я отряхнула колени и вышла из комнаты. Мы с Максимом выпили еще по чашке кофе и простились с хозяином. Провожая нас, он вышел на крыльцо. Максим забрался в «Запорожец», завел мотор. Я задержалась на крыльце. Не спе
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2