Сибирские огни, 1988, № 3
приглашающе протянул мне руку. Я, при знаться, замешкалась — уж очень чугунная была фигура швейцара, закаленного в бит вах у входных дверей, однако он, хотя и без особой готовности, как бы в сомнении, приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы Максим успел пропихнуть меня и пробрать ся сам. Молодые люди наивно сунулись следом. Куды! — только и сказал швейцар и закрыл дверь на задвижку. Гардеробщик принял нашу одежду, по весил на один номер, Максим сунул его в свой карман. Я кивнула в сторону швейца- ра: Очень похож на вышибалу, которого кинорежиссеры ставят в дверях дореволю ционных кабаков. Максим поправлял галстук перед зер калом. — Подходит! — согласился он. — Так ему, наверное, и сейчас, в эпоху цвет- ных телевизоров, частенько приходится выполнять дореволюционные обязанности. Современный человек, — философствовал он, посматривая на меня в зеркало, — ког да перепьет, то в отношении манер дви гается тоже не в будущее, а в прошлое, иногда довольно далеко. Культура — весь ма тонкий налет, водка без труда стирает его начисто. — А ее здесь подают? — Водку-то? Конечно, нет. Но легкое вино, думаю, есть. А водку, в конце кон цов, можно и с собой принести. В танцевальный зал на второй этаж вела широкая лестница с ковровой дорожкой. Двери в туалет находились где-то под лестницей, за тяжелыми шторами. Я тихо сказала Максиму: — Загляните туда, где все случилось. Он достал сигарету, спички и, прикуривая на ходу, непринужденно направился под лестницу, и я сумела убедиться, что из вестибюля вход в туалетные комнаты фак тически не просматривается, что в свое время и учел убийца Миши Севина. МЬ) поднялись в зал. Налево у стены, на овальной, приподнятой над полом площадке, разместился оркестр: аккордеон, две электрогитары и барабан; точнее, барабанов было несколько — три или четыре малых барабанчика вокруг боль шого, и лихой широкоплечий ударник тру дился вовсю, задавая ритм. Середину зала заполняла плотная толпа танцующих. Смотреть на эту беспорядочно шевеля щуюся толпу было любопытно, но не более того, каждый изображал, что хотел, не ин тересуясь, как это выглядит со стороны. Я несколько поотвыкла от таких массовых зрелищ, невольно вспомнила, как на одном из институтских вечеров решили возродить старорежимную польку-бабочку, — мне понравилось, но подруги заявили, что это не современный, слишком «запрограмми рованный» танец. На краю эстрадной площадки стоял юно ша с бакенбардами и микрофоном и пел: Не прожить нам в мире этом Без потерь, без потерь... и слова куда как подходили к случаю, который привел нас сюда. Столики в зале располагались полукру гом возле трех стен, я ничего не видела за танцующими, но Максим что-то рас смотрел. Он оглянулся на меня, я пристро илась за его спиной, как баржа за букси ром. Второй столик слева от оркестра, как можно было заключить по приборам, занимали четверо, но сейчас там сидели двое, два молодых человека — один в замшевой куртке, второй в пиджаке. Они не спеша потягивали пиво, рассеянно погля дывали на танцующих. Заметив нас с Мак симом, коротко переглянулись и разлили остатки пива по стаканам. У стены, между зашторенными окнами, стоял просторный «ресторанный» буфет, официантка — видимо, это и была Лиля Прохорова — молодая плотная женщина в белой наколке на модном седом парике, выставляла на буфетную полку бутылки из ящика. Максим подошел к официантке, она только развела руками, видимо, ответив, что мест нет. Максим.улыбнулся просяще — как он вообще никогда не улыбался — и довольно ловко сунул в кармашек белого передничка зеленую бумажку. Прохорова только покачала головой, оглянулась, сооб ражая, куда можно пристроить еще пару стульев. И тогда один из молодых людей подозвал официантку, быстро рассчитался, и они оба ушли, даже не взглянув на меня. Тут и барабанщик лихо отбил заключи тельные аккорды, стукнув по тарелке. Плотная толпа танцующих распалась на отдельные группы, начала редеть, а места за столиками стали заполняться. Темно-красную безрукавку я заметила еще издали и успела разглядеть девушку, прежде чем она подошла. Максим усадил меня, но сам продолжал стоять у столика, как бы не желая мешать официантке сме нить приборы, а я догадалась, что он тоже заметил девушку в красной безрукавке. Кавалер ее шел следом и замешкался. Максим предупредительно подвинул де вушке стул. — Пожалуйста! — сказал он. — Благодарю, — коротко уронила она. Голос ее был глуховатый, равнодушно спокойный. Она не взглянула на Максима и опустилась на стул, даже не притронув шись к нему руками, как бы заранее зная, что стул окажется на месте. Она была, вероятно, одних лет со мной, у нее были четкие крупные черты лица, тонкие губы и хорошо вылепленный под бородок. Не знаю, как насчет интеллекта, но характер у нее несомненно был. Глаза серые и холодные, чуть навыкате — как у артиста Дворжецкого, которого я хорошо запомнила по кинофильму «Бег». Она чуть скользнула взглядом по моему лицу, и я почему-то — совершенно непроизвольно — ощутила непонятный холодок тревожно го предчувствия. «Интуиция должна только помогать оты скивать факты, но не заменять их» — эту заповедь полковника Свиридова, который вел спецдисциплины в школе милиции, я запомнила очень хорошо, хотя бы потому, что сама частенько грешила интуитивными
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2