Сибирские огни, 1988, № 2
Пока он размышлял, мерин спустил воз и теперь, напрягая мышцы, ташил его в гору. Упирался, гремел копытами о ледянку и с отвисшей губы тянулась, замерзала в сосульку хрустальная слюна. Подсанки з а дергались, словно по песку,— что-то мешало. Степан забеж ал вперед, взял под уздцы — но-но! Но милый!.. Так и есть, опять Колькины быки ледянку изгадили. Теперь либо заливать водой, либо сдалбливать. А то кони так и будут мучаться на подъеме... Степан выдернул топор из бревна на возу и, понужнув коня, принял ся очишать колею. — Эх, бабоньки мои... «Пускай черемуху рубит,— решил он.— Месяц как-нибудь там про тянет, а как Д арьюш ка родит, я Катерину снова в маркировшицы. Гля дишь, и еше месяцок парнишку грудью покормит...» Он всадил топор в снег и сел, провожая взглядом кругляшки бревен на возу. Придет он сейчас в контору, поговорят, поговорят с ним, а по том у садят в кошеву и повезут в район. И все его планы кувырком. Пришлют нового начальника лесопункта — человека со стороны, по скольку в Великанах некого ставить, и тот повернет, как захочет. Ему-то будет что, надо план давать. А рожать бабам во время войны будто бы и не положено. По крайней мере, уполномоченный Петровский так в прош лый раз и сказал. Интересно, кого на сей раз прислали? По-Колькиному, выходит, приехал не Петровский. У того ноги целые и медалей нет. Скорее всего, фронтовик какой-то, наверняка, мужик крутой, нервный. Сгоряча посадит в кошеву и повезет. И останутся одни: что бабы , что ребятишки... Парнишка у Катерины родился крепенький, на подбородке ямка, во лосенки беленькие — одним словом, вылитый Степан. Вот только имя Катерина дала ему — Василий: так звали ее мужа, погибшего еще в сорок первом. Д аж е до передовой не успел доехать Василий... На великановских лесосеках работало две бригады, и как-то само собой получилось с начала войны, что на Божье озеро, где готовили ружболванку, шли вдовы, а на лесоповал — солдатки. Одно время даж е примета среди женщин была: поработаешь с вдовой — сама овдовеешь. Как-то раз напарница Валентины Глушаковой приболела, не вышла на работу, и ее пришлось подменить женщиной с Божьего озера. Говорили ей бабы — не ходи с ней, лучше уж день-другой в одиночку лес покря- жуй, так нет, не послушала. Д а еще и Степан Петрович настоял — план срывался. Утром Валентина еще в солдатках ходила, а вечером похорон ка пришла... Но чем дольше была война, тем все худела и худела бабья бригада на лесоповале, и наоборот, участок ружболванки креп и по полнялся. Текли бабы на Божье о з е р о— капля по капле. А потом все посмешались, и примета забылась. В се приметы путала эта война... — Эх, бабоньки мои... Степан срубил бычьи лепешки с дороги, отгреб их валенком на обо чину и побежал догонять воз. Впереди был опасный раскат, как бы ме рин лес не опрокинул. В прошлом году на этом раскате полонянский парнишка-возчик перевернулся. Один бык, сломав ярмо, успел отско чить, а другой под бревно попал — хребет переломило. И горе, с одной стороны, и радость: Христолюбов быка прирезал и отправил мясо на Божье озеро, где, кроме женщин, работали подростки-допризывники со всей округи. Днем в лесу с лучками да топорами — в снегу по пояс, от льда одежда шуршит и колом становится, вечером занятия военобуча. Бегаю т с деревянными ружьями, ползают, гранаты кидают или марши руют по ледянке — ать-два, ать-два. Намаялись парнишки, изголода лись: одни рты да носы на лицах. Кормежка худая, больше орех-рогуль ник варят ло ночам и едят. А бык-то пудов на тридцать был, считай, до весны хоть помаленьку, но попадало мясцо. Прошлый год все-таки тер петь можно было, картошка уродилась, капуста; нынешний как пере жить, голодный? Войне же конца и краю нет... И опять Степан стал думать о Дарьюшке. Надо, надо переводить на легкую работу. Успеть бы приказ написать. Не дай бог, приспичит и 94
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2