Сибирские огни, 1988, № 2
Однако, шел месяц за месяцем, минули все сроки, а живота не при растало. В который раз обманутые вдовы постарались и это забыть, чтобы не раззадоривать свои надежды. И если кто из них, посмеиваясь, спрашивал про дитя, Варвара, не моргнув глазом, говорила: — Так родила я! Расте-ет! И ничуть в том не сомневалась. Она любила рассказывать про сво их ребятишек чужим людям, если выходило ехать куда или идти. Она говорила, что у нее уж е пятеро, называла их по именам, ею восхища лись — такая молодая, а уж е пятеро! — ее хвалили, обласкивали — она же гордилась и светилась от радости. Пока кто-нибудь из сл уш а телей не спрашивал о муже, верили ее каждому слову. В се было так правдиво, и так по-матерински горели ее глаза, что завидовали ей не знакомые вдовы, что случайные мужики-попутчики одобрительно крях тели, подбадривали— давай, девка, давай ! Только парней рожай по больше, а то выхлестала война и поубавилось нашего племени. Наверное, к ней и впрямь приходили ее неродившиеся дети. Д аж е нет, не приходили, а жили вместе с ней. Кто в Великанах не слышал, как иногда вечером она сзывает их в избу, кормит их, кому-то дает трепку, кого-то ласкает; потом всех уклады вает спать и поет колыбель ные младшим, и старшим сулит взять с собой на работу в лес. Кто бы вал в ее избе и слышал это, тому чудились детские голоса... Наверное, неродившиеся дети всегда живут вместе с каждой ж ен щиной. Они живут с надеждой, что придет час, и позовут их из небы тия, и они полезут на свет, как первая весенняя трава из корней, всю зиму мертво лежащих глубоко под землей. И если это так, то насколько ж е горька и безнадежна была их участь тогда, после войны! Ночь отступала все дальш е и дальш е на запад, солнце выгоняло ее остатки из прибрежных кустов, из ложбинок и лесных уголков, яркий свет набрал тепла и содрал с дремлющего озера тощую, туманную д е рюжку. Озябшая вода схватилась рябью, стряхивая сон, разом запели птицы и легко зашелестела вверху молодая листва. Мы с Володей сидели на пнях неподалеку от избы, и длинная тень ее на глазах укорачивалась по мере того, как поднималось солнце. — Я верну ее к жизни, — с остервенелой упрямостью говорил бр а тельник, и я узнавал характер дяди Федора. — Я выведу ее из обмана! Ты сам подумай! Д вадцать пять лет живет на положении войны?! — Пытались уже, — бормотал я. — Она же не верит, смеется... Володя молча вырвал из кармана бумагу, протянул мне. На бланке районного военкомата значилось, что Василий Целицын, ездовой интендантского подразделения, пал смертью храбрых и схоро нен в братской могиле на восемьдесят четвертом километре по Волоко ламскому шоссе. — В военкомате выхлопотал, — пояснил он, забирая бумагу. — А ее и там знают. И тоже обманывают, сволочи... Я вдруг поверил, что Володе сейчас удастся то, что не удавалось никому, и, поверив, ощутил смутное беспокойство. Так уж е было однаж ды, когда я подходил к отцу, лежащему на попоне под цветущей чере мухой в окружении «инвалидной команды». Первым желанием стало отговорить Володю, остановить его, но я понимал, что не остановлю. Д а и он, словно угадывая мои мысли, неожиданно и резко сказал: — А ты не суйся, понял? Салага еще... И направился к избе. У крыльца встал, будто поправил несущ еству ющие волосы на голове и решительно скрылся за дверью. Тихо было в тот час на земле. В согревшемся озере отражались б е резы и длинные ряды высоких перистых облаков, под ногами неслышно текди ручейками рыжие муравьи, однако вместо благодати от этого по кой'найй'Ыва лось предчувствие беды; какое-то нетерпение будоражило 84 '/'
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2