Сибирские огни, 1988, № 2
Через полчаса мы выкопали дощаник, освободили от земли его нутро и едва вытащили из ямы — присосало. Затем впотьмах ощупали о с клизлые борта, проверили дно — нет ли где трещины или дыры. Илька извел последние три спички и только напортил: от бледного их огонька стало еще темнее, и по-осеннему черная ночь затянула реку, тальники и весь берег. Одно лишь небо слегка светилось от звезд и далеких, ми гающих сполохов. И в этой темноте Илька-глухарь вдруг засмеялся в голос, заухал , будто филин, так что оторопь взяла. Наконец он успоко ился, и от тищины, которая затем наступила, казалось, заложило уши. Беззвучно мигали звезды, темная вода в Рож охе немо вспучивалась от глубинных струй и закручивалась в воронки. Хотелось крикнуть или громко заговорить, чтобы сбросить напряжение и разрушить это без молвие, но в горле стоял ком и цепенели мышцы. Илька взялся за обрывок троса, прибитого к носу лодки. И тут я услышал собственное дыхание и стук крови в ушах. И эти звуки слы шались мне в ту ночь на берегу все время, пока мы тащили лодку. При чем, они становились все громче и громче по мере того, как мы уд ал я лись от реки с тяжелеющим дощаником. Сначала мы взволокли его на яр — осыпавшийся, зарастающий травой и кустами, а оттого не очень крутой. И тут бы нам понять, что наша затея бессмысленна, что не сволочь нам лодки до Божьего, тем более, ночью и по густой чащобе тальников, краснопрута и черемуш ника. Уж е на берегу мы вымотались, искололи руки о ржавый трос, но азарта было больше, чем сил. Переведя дух, впряглись и потащили дальше. Сначала пошло хорошо: в кустарниках леж ала влажная гли няная корка — каждый год ее намывало половодьем и трава не у сп е вала тут прорастать. Л одка катилась будто по мылу (казалась легкой и послушной), но чем дальше мы внедрялись в темный чащобник, тем суше становилась земля. Метров через двести рубахи прилипли к спи нам, от троса горели плечи и руки, а непроглядная темень настолько сгустилась, что чудилось, будто небо, кусты и земля — все смешалось, все стало однородным. И через все это надо было продираться. Я уже не только оглох, но и ослеп. Я сначала выставлял вперед руку, если шел впереди и тянул за трос (Илька тем временем толкал сзади ), од нако потом сделалось все равно. Главное, нельзя было останавливать ся: лодка мгновенно прирастала к земле и сдвинуть, раскатить ее по том было трудно. В каком-то месте мы наткнулись на мостовую из бре вен, занесенных сюда в большую воду. С трудом затащили на нее д о щаник и метров сто катились будто по льду — осклизлый гниющий лес еще не успел зарасти тальником. Но едва лодка снова оказалась на земле, как враз отяжелела и взрыла носом глину. Я налег на трос, сги баясь пополам, и упал. И тут мне показалось, что Илька-глухарь бросил меня одного и убеж ал , и что теперь некому толкать сзади, потому и лодка ни с места. На миг стало холодно, однако в следующую секунду у меня прорезал ся голос. — Колдун! — заорал я и на четвереньках пополз к корме.— Илька! Колдун упирался в корму и бесполезно толкал, роя глину босыми ногами. Я наткнулся на него неожиданно, ощутив руками его деревян но напряженный рыбий хребет, сшиб на землю и повалился сам. Мы отлежались минут десять — а может, и больше, поскольку время тоже спуталось с ночью, землей и чащобой. Утихла кровь в ушах и остыла горячая земля под спиной. Илька вдруг вскочил и потянул меня назад, к реке. — К уда? — не понимал я, подозревая, что Колдун решил бросить лодку.— Домой? А рыбачить? Мы же смолья нарубили! Илька не понимал меня, не видел жестов и движения губ. Он тянул за р уб аху и длинно мычал. Я пошел за ним, спотыкаясь и потеряв ориентировку. Илька привел меня к бревнам, сунулся куда-то между двух лесин, и под его руками забулькала вода. Илька зачерпнул фуражкой воды - й
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2