Сибирские огни, 1988, № 2

Из палаты выздоравливающих Василия Терентьевича отправили в прифронтовой госпиталь, долечиваться. Он зашел проститься к моему отцу, но тот лежал с открытыми глазами и ничего вокруг не видел... Он рассказывал об отце почти до самого утра, а утром, то ли оттого, что разбередил себе душу воспоминаниями, то ли понял, что напрасно у знахаря лечить старые раны, вдруг засобирался домой. — Если б война только тело рвала,— сказал Василий Терентьевич. — А то ведь... У него (надо понимать, у моего отца), говорят, легкие были порваны в клочья, а сколько душ так-то? Ведь не считали, не было такой статистики. Только убитые и раненые... В нем еще, чувствовалось, бродила обида, и живая горечь сводила скулы. Он чем-то напоминал сейчас моего дядю Федора. 6. Г Л У Х А Р Ь В самую слякоть, когда уже выкопали картошку и по огородам стояли тяжелые, осклизлые копны серой ботвы, когда утренние сумер ­ ки не кончались и день спутался с вечером, в самую глухую непогодь и начался этот ветер. Первый день он дул хоть и мощно, однако ровно, изломал сучья на старых тополях возле колхозной конторы, разворо­ шил несколько стожков прошлогоднего сена, сметанного в левадах и на крышах сараев, а бедокурить стал ночью. Вдруг ударил сильными порывами, бил, словно бандит из-за угла, и взлетели на воздух велика- новские крыши, затрещали старые заплоты, рухнула городьба во мно­ гих местах, и зазвенели, осыпаясь на землю, выдавленные, латанные- перелатанные стекла деревенских окон. К утру, когда мужики, костеря погоду, собрались у конторы, на их глазах упал и раскололся повдоль старый тополь — самое древнее дерево Великан. Оборвало телефонные провода, своротило столб, и деревня осталась без связи и радио. А из разваленного ствола тополя, КЗ огромного дупла, о котором никто никогда не подозревал, вдруг под­ нялась Б небо туча летучих мышей. Говорят, они не могли взлететь разом, мешали друг другу и кишели в дупле, как в корыте, будто ж ари ­ лись на огне. Но и взлетев, мыши не могли справиться с ветром. Их швыряло на землю, било насмерть о стены изб, о заборы и деревья, а они все взлетали и трепетали в воздухе, словно тряпичное рванье. О с ­ тавшиеся в живых попрятались на чердаках, в застрехах, в подполах и за наличниками. Однако от январских морозов их померзло великое множество, так что до следующего лета вряд ли кто дожил из этих тварей. А вслед за старым тополем ураган свалил пожарную вышку, завер­ нул один скат крыши на ферме и выкорчевал несколько сосен у школы. Тогда-то к конторе прибежала тетя Маруся Христолюбова и сказала, что помирает старуха Клейменова. И все сразу — кто в шутку, а кто всерьез — заговорили; мол, ведь­ ма она, колдунья, раз ветер такой на ее смерть. Д ескать, злой дух бес­ нуется вокруг нее и не хочет покидать своего вместилища. Любопытные пошли к избе Клейменовых смотреть старуху, а потом рассказывали, что умирает она тяжело, мечется на печи и уже не в своем уме. Ветер куражился над землей три дня и стих внезапно, будто ножом отрезало. Д аж е расчесанная, вытрепленная трава застыла, и замерли остатки листьев на облысевших деревьях. Мать пошла собирать оскол­ ки и вставлять стекла, я сидел у окна и мял замазку. Было мне тогда четыре года, и я хорошо помню этот ураган, потому что мать не вы­ пускала меня на улицу и все три дня запирала избу на замок. Мать чинила стекло, сращивала осколки, сшивала их нитками и картонными кружочками, затем промазывала стыки замазкой, которую я грел, разминая руками, и подавал в пустой глазок. 62