Сибирские огни, 1988, № 2
ранство впереди себя, я забрался в берлогу с ногами, развернулся там и у самой стены наконец наткнулся на что-то теплое, мягкое отдернул руки. Берлога была и в самом деле большая, с высоким сводом; я не видел этого, а лишь ощущал. — Ты что, заснул? — спросил снаружи чей-то голос. — Темно,— сказал я.— Сейчас... Я нащ упал медвежью лапу, сделал петлю -удавку, затянул ее. — Тащи! Веревка натянулась, мужики потащили. Д ядя Федор командовал — раз-два — взял-ли! Я встал на колени и, подняв руки, тронул потолок; можно было ходить, чуть согнувшись — такая была высота. — Ты чего там балуеш ься? — спросил сверху дядя Федор. И грушку нашел! Отпусти веревку! Чего ты дергаешь ее? — Я не балую сь,— сказал я.— Берлогу смотрю. — Ты за что привязал-то? — похоже, он наклонился к лазу. — За лапу! — Гляди лучше — за лапу! За корень, поди... О стальное происходило как во сне. Помню, что-то огромное и шер стистое мазнуло меня по лицу, откинуло и вдавило в стенку. А на по верхности поднялась сум атоха. Каж ется , слышал, как остервенело лаял Басмач и матерился дядя Федор. И еще помню, что в берлоге как- то сразу просветлело, и я обнаружил , что леж у на медведе... Из берлоги меня вырвал дядя Иван, поставил на ноги, осмотрел, ощупал. — Целый?.. Ну, слава богу! Хоть все живы остались! М ужики стояли с ружьями, в недоумении таращ а глаза, а в той сто роне, где мы оставили лошадь, гремели выстрелы. — М ать вашу так! — ругал ся дядя Федор .— Поохотились, назы ва ется! Басмач полз по снегу, за ним тащился кровавый след и зеленоватые кишки. Я подбежал к нему, хотел перевернуть его на бок, чтобы по смотреть, что ж с животом , но Басмач не дал, вжался в снег. — Я виноват, мужики,— признался дядя Л еня.— Д ум ал , наповал... — А что ты? — гремел дядя Ф едор .— Все рты разинули, обр адова лись... Еще пацана в берлогу загнали... Володька! — закричал он.— Брось ты его, не догонишь! В ответ звонкий выстрел прохлестнул морозный воздух. Д ядя Леня снял рубаху, перевернул Басмача на спину, велел мне держ ать голову, а сам стал вправлять вывалившиеся из вспоротого жи вота кишки. Басмач рвался, хрипел, так что мне пришлось всем телом лечь на его голову. Но вдруг он утих, перестал сопротивляться и только утробно, по-человечески, стонал. Дядя Леня перевязал его изорванной на полосы рубахой, однако Басмач не поднялся на ноги — отполз не много и закрыл глаза. — Ну чего теперь стоять? — сердито спросил дядя Федор.— Не ночевать же здесь? Пошли! Отохотились. — А медведь? — спросил я.— Бросим, что ли? — Твой медведь уж е за пять верст отсюда! Бместе с веревкой утек! — отмахнулся дядя и забросил ружье за плечо.— Привязал ты его, да плохо... — Так он в берлоге лежит! Мужики переглянулись, не поверили. Д ядя Иван с ружьем напере вес сунулся к берлоге, постоял, прислушиваясь, и полез. Через минуту он выполз оттуда на четвереньках и вытащил за лапу медведя-пестуна, размером с Басмача. — Бот вам и добыча! — сказал он.— Бот вам и шкура флоту! Болодя вернулся через полчаса. Оказывается, медведица напугала кобылу, та оторвала повод и ушла бог весть куда. Сани теперь хоть на себе тащи... Мичман никак не мог успокоиться, звал мужиков в погоню, клялся, что медведица далеко с веревкой на лапе не уйдет, запутается где-нибудь.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2