Сибирские огни, 1988, № 2

весна прошла, лето на закат потянуло — а в Великанах живут, как в первые военные годы не жили. Игрище в березняке вновь растоп ­ тали , вечерами, слышно, гармошка наяривает. Только вот мужиков маловато. Чем дальше, тем пуше. Осенью сорок третьего две свадьбы сы гр а ­ ли. Одна-то еще туда-сюда: женился пятидесятисемилетний мужик Кислицын на вдове-солдатке, бабе под сорок с тремя ребятишками. А вот в Полонянке чудней вышло. Там старик Тятин взял стар у ху за шестьдесят. Люди, конечно, посмеялись, дескать, война, старики с ума посходили. Однако смех и грех впереди были. Через девять месяцев Тятиха родила сына. И это уж никак нельзя было списать на весну, на радость от пережитого голода и даж е на хорошие вести с фронта. Говорят, старик Тятин ходил по деревне гоголем, когда по старым меркам ему бы постесняться на глаза людям лишний раз попадать. Хоть и не велик грех, но не принято как-то, о душе время думать, внуков женить. Тятин ж е у Степана Петровича коня выпросил, п о са ­ дил жену с младенцем и повез за сорок верст в церковь, крестить. Д а еще, говорят, по дороге песни орал, встречных останавливал и хвастался . Тогда-то и хватились в Великанах: что же это с людьми делается? Виданное ли дело — стар уха родила? Так и отнесли эти события голодного сорок третьего к чудодейственности ореха-рогульника. После войны жизнь в деревнях наладилась, люди стали постепен­ но забы вать об орехе. Д а и зачем он, когда хлеба вдоволь, когда и мясо есть, и картошка? Так уж , видно, устроено в природе: поскорее забы вать, зализывать раны, затягивать ямы дерном, пустошь — молодым лесом. Наверное, и совсем бы забыли в округе о чудодействе рогульника, но в начале шестидесятых, когда я уж е учился в лесотехникуме, к дяде Лене Христолюбову заехал человек из города по фамилии Чернобай с товарищами. Был он гостем нешуточным в наших ^краях, никогда не виданным: несмотря на свои тридцать лет Чернобай имел звание доктора наук. Приехал он не официально, просто порыбачить на зимнюю удочку. Где-то прослышал о Божьем озере, о том, что окунь там берет такой — в лунку не протянешь. Говорят, этому доктору ничего не стоило слетать, например, в другой конец страны на рыбалку, если надежный человек посоветует. Так вот дядя Леня привел Чернобая с товарищами на Божье, показал, где летом чаще всего окунь держится, а сам назад, домой, потому что хоть и падок был он на новых людей, хоть и любил порассказать, но терпения высиживать на морозе по нескольку часов не хватало. Зимнюю ры­ балку на удочку он и за рыбалку не считал. Развлечение для город­ ских. Поймают два десятка окуней и рады без памяти, а уж разгово ­ ров — на месяц. Чернобай был человеком обходительным, вежливым и тихим каким-то, не подумаешь, что доктор. К тому же, заметил дядя Л еня, простой он был, свойский и не брезгливый. Потом, когда он приехал во второй, третий раз, дяде Лене случалось с ним из одной посуды и спирту выпить, и ухи одной ложкой похлебать. Другой -то и не доктор, а глядишь — морду воротит от деревенской жизни: там не чисто помыто, там муха сидела. Хлеб на землю уронит — так пнет его, мол, уж е несъедобный. Э тот же как-то тихо и счастливо радовался простоте жизни, простоте отношений, крепкому морозу, сильной грозе, если летом приезжал, хорошему сну на русской печи. С товарищами своими старался о науке ни слова не говорить. Но поскольку ничего кроме науки они не знали и не ведали, то разговор у них по вечерам не клеился. Зато у дяди Лени рот не закрывался. Он говорит — они слушают. Посидят так и, разморенные теплом после мороза, скорее спать.