Сибирские огни, 1988, № 2

я пожал плечами; а дйдя Леня упал на колени и стал есть ягоду. Он рвал по-воровски торопливо, сыпал в рот и жмурился. — Говорят, она лечебная. От всяких болезней. Только в меру есть надо, а то отравиться можно... Н у, а что в районе-то видал, р а сск а ­ жи? Н ароду, поди!.. У него была странная привычка, пробовать на вкус все травы , ягоды и, если понравится,— есть даж е несъедобные. Присев где- нибудь, он тут ж е срывал травинку, цветок или вовсе лист с дерева, кору, молодой побег, толкал в рот, незаметно ж евал и, случалось, плевался потом целый час. Но чаще проглатывал и рвал еще. На моих глазах он ел волчью ягоду, чемерицу и вех — это из ядовитых, что я знал. — Если горько — значит, лечебная,— объяснял он.— В се л екар ­ ство в горечи. К примеру, осина: дерево хоть и дурное, а зайцы грызут и не болеют. Значит, польза есть. Он наелся паслена, раздавил одну ягодку и посмотрел, что внутри. — Я тоже в район собираюсь... К брату съездить надо, ты брата моего знаешь? Степана Петровича? Брат дяди Лени бывал у нас несколько раз, но очень давно, так что помнил я его смутно, как во сне. Говорят, он когда-то жил в Великанах, но после войны уехал вместе с семьей, необычно много­ детной д аж е для нашей деревни. Первый его сын был ровесником дяди Лени, а последний — года на три всего старше меня. Вот их-то я знал, поскольку они подолгу жили на Божьем озере в кордонной избе дяди Лени. — Слыхал , будто Степан-то назад в Великаны собирается,— сказал дядя Л еня.— Узнать надо и отговорить. Что ему в районе не живет­ ся?.. Кстати, на, держи! Он сунул в руки скомканный резиновый шар со свистком и пере­ махнул через плетень. — Ты особенно-то не расстраивайся... Я всю жизнь с плоскосто­ пием хож у — ничего. Ш тука известная, подумаешь!.. Ты приходи ко мне на Божье, порыбачим, а я- тебе чего-нибудь такое расскаж у... Шлем-то теперь не станет, поди, под ружьем гонять? Какой толк? Только в военное время... Мне и в самом деле уже не хотелось ходить под ружьем , лучше бы на рыбалку, за грибами подберезовиками, которых так много было на Божьем, хотя березы давно спилили. Однако я боялся спросить у дяди, что будет завтра, и загадал : если он сыграет подъем, значит, снова начнется военобуч. Но подъем сыграли дяде Федору. Рано утром к нам подъехал милицейский воронок, откуда выбрался худой и синий, как шинель, начальник милиции. Он разбудил дядю и сел с ним курить на крыль­ цо. Видно, обоим разговаривать не хотелось, и они пускали сизый дым, который долго курился и реял в неподвижном воздухе, прони­ занный солнечными лучами. Наконец начальник милиции сказал: — Сдавай оружие, Федор Иванович. Хватит, навоевались. Д ядя скрючил босые ноги. — Зацепишь кого ненароком или пацанва стырит. Н аделают делов... — Погоди! — оживился дядя Ф едор.— Возьми к себе на работу? Начальник милиции приобнял его, вздохнул: — На свое место, что ли, Федор? Майорская-то должность одна. А ниже сам не захочешь. — Ниже не захочу,— он подошел к мотоциклу и вытащил из коляски сиденье.— Забирай. М ежду пружин возле задней стенки сиденья оказалось четыре пистолета и короткоствольный револьвер. Начальник милиции пересмотрел их, пощелкал курками, а дядя тем временем принес мешочек патронов килограмма на четыре. '