Сибирские огни, 1988, № 2

— "Мужики! Г л я н ь т е ,‘какого шкета привели! Ой, помру! Ой, смехотура! И все заржали, как жеребцы, хотя сами были тощие и мосластые. — Молчать! — гаркнул дядя, и все замолкли, а мне приказал: — Трусы долой! Только сейчас, прижавшись к стене, к холодной и незнакомой стене, среди незнакомых мне людей, которые непонятно зачем разде­ вались, одевались и отчего дурачились, я осознал, что теуяю волю. Это уж е была не игра в войну и не дядя командовал мной, а другие, чужие люди в белых хал атах. И отныне так будет всегда... Вернее, до конца я этого не понимал, но предчувствовал, и мне становилось холодно. — Степан? — недоуменно спросил дядя.— Ты чего? На комиссию надо в чем мать родила... Снимай, не стесняйся. Я знаешь сколько без штанов у них бегал... — Д а у него и письки-то еще нету! — подпустил какой-то рыжий парень, и все снова засмеялись. Мне вовсе не было стыдно. Тогда я еще не понимал, что это не страх, что это противится моя душ а, поскольку сама медкомиссия была неестественной в тот миг — я не болел, и никто из хохочущих парней не болел. И все мы были в равном положении. Только я от неестественности жался к стене, а они старались скрыться в дурашли­ вости и смехе. У дяди Федора лопнуло терпение. Он схватил меня поперек туло ­ вища, сдернул трусы и потащил в комнату через коридор Там поста­ вил на ноги, и я увидел человек пять докторов в белом. В се они с любопытством смотрели на нас и весело здоровались с дядей. — Сам не идет, что ли? — спросил тот мужик, что встретился нам в дверях. — Д а кто к вам сам-то ходит? — сердито ответил дядя.— Сиди­ те, заседаете тут... Сенат английский! Доктора засмеялись, сказали дяде, чтобы он присел, а меня повели от одного стола к другому. Меня ощупывали, разглядывали, мяли суставы , заглядывали в рот, остукивали и прикладывали холод­ ные стальные трубки, будто не в суворовское брали, а бычка на базаре торговали. Наконец положили на кушетку и стали водить по животу и ступням чем-то острым и холодным. Я съежился в комок.^ — Ну-ка, ну-ка! — вдруг воскликнул один из мужиков, сидевший до этого в стороне, подошел и стал щупать мои ноги, переглядываясь с другими. Потом заставил намочить ступни в воде и пройти по крашеному полу. Я макнул ноги в таз и прошел по холодным половицам. Белые халаты сошлись у моих следов, а дядя ожил и на­ сторожился. Мужики смущенно переглянулись и вновь разошлись по своим столам. Пауза затянулась, и дядя Федор не выдержал: — Вы чего это?.. Я понял, вернее, опять почувствовал, что мужики в халатах боятся дядю , а у меня нашли что-то ненормальное. — У него плоскостопие, Федор Иванович,— вздохнул тот мужик, что встретился в дверях.— В мирное время не годен... Все, что произошло потом, я до сих пор вспоминаю, словно кошмарный сон. Дядя Федор метался по комнате, хватая мужиков за грудки. Трещали белые халаты , грохотали падающие столы, звенели стальные приборы, а я жался к стене и стискивал в руках откуда-то взявшийся медицинский шпатель. Они все были одетые, я — в чем мать родила. Помню, как от порога вдоль всей комнаты метательным диском летел таз с водой, где я мочил ноги. Он вращался в полете так, что брызги веером срывались с краев и прошивали пыльные столбы света из окон. Помню, как мужики уворачивались от таза и ш ар аха ­ лись к стенам. А еще над всем этим беспорядком стоял .^ревообрази- мый дядин мат, какого я с тех пор больше нйкогДё' йе слышал'.