Сибирские огни, 1988, № 2

— Эх ты, Шлем,— вздохнула мать.— Шлем ты железный... — Д а мне за тебя! — воскликнул он и зам ахал мне рукой.— Ну, чего выставил уши? Д уй отсюда! Мигом за водой, матери помогать надо! Вон какой гаврик вырос! В ту же минуту я понял, что он переедет к нам жить, несмотря на сопротивление матери. В обшем-то ему было некуда деваться; два его сына погибли на фронте, жена в войну надорвалась на плотбише в Великанах и умерла года два назад. Третий сын, Володя, служил мичманом на подводной лодке, и дядя Федор считал его бестолковым и никчемным, поскольку он никак не мог выбиться в офицеры. Дядя мой, Федор, был самым горьким мужиком из всех горьких, которых я когда-либо знал. Так оно и вышло. К сороковинам дядя Федор нагрузил свой мотоцикл скарбом , водрузил сверху клетку с курицами — единствен­ ными животными в хозяйстве — и подкатил к нашему двору. На поминках он не пил, потому и не скандалил, однако при всем честном народе и перед памятью отца моего поклялся, что вырастит из меня солдата, который уж точно дослужится до генерала или даж е повы­ ше. На следующий же день он съездил в военкомат и вернулся довольный: как сын погибшего на фронте (а отец хоть и умер дома, но причислялся к погибшим) и как племянник боевого офицера я направлялся в суворовское училище и теперь обязан был готовиться к службе. Мать, узнав об этом, сначала села, схватила меня, прижа­ ла к себе, и я ощутил соль на губах. Только не понял, материны это слезы или мои... Не реветь! — приказал дядя.— Ты мне суворовца не расхол а ­ живай! Из-под сенец вылез наш пес Басмач, прозванный так за лохматую , словно папаха, голову, поднял морду и тоже завыл. Он всегда выл’ когда плакала мать. — Не дам! — вдруг сказала мать и вскочила с места.— Хватит! За него отец два раза убитый! С нашего двора хватит! А ты не слышишь, что в мире делается?! — взъярился дядя Ф едор .— Американцы грозятся! А кто им отпор даст, если мы калеченые?.. Ты сама подумай! В колхозе-то ему что, хвосты быкам крутить? А в армии человеком будет, все казенное, чистое... — Лучше в назьме да дома! — не сдавалась мать.— Не пущу! Тогда дядя Федор сменил тактику. — Знаешь, Д арья, он уже большой, как сам пожелает. “ Ты ведь не пожелаешь? — с надеждой спросила мать.— Нынче, вон, говорят, если война будет, так страшная, атомная. — Д ело его,— махнул рукой дядя, словно неожиданно потерял инте­ рес. Однако хитрил и усыплял бдительность матери, поскольку на сле­ дующий же день, когда она в четыре утра ушла на дойку, в шесть дядя сыграл подъем, вывел меня на зарядку и гонял вокруг огорода полчаса^. Затем подоил и выпустил в стадо корову, накормил меня пшенной кашей и заявил, что отныне я на военном положении. Это значит, что мы будем заниматься строевой и огневой подготовкой изучать матчасть и вождение мотоцикла, а его, дядю, следует звать товарищ майор. Суворовским училищем он меня покорил. Кто из великановских ребятишек не хотел бы туда попасть?.. Но перед глазами была н е п у г а н а я , плачущая мать, недавно еще полуживой отец, безрукий дядя Саш а Клейменов, другие инвалиды да и сам дядя Федор Он всегда хорохорился, но я-то видел, как иногда у него пучатся глаза судорожными, корявыми руками закрывал его, убегал, и уж е на бегу не выдерживал — начинал постанывать, а потом сдавленно орал и катался по земле. Во время приступов он старался спрятаться, а когда плохо слышал — крад у­ чись приставлял , ладонь ^к уху: только бы его не считали больным. Н все-|то в,и.^ел и рр ед ц у^^ яд .^ребе ,,войну- н е-.такой , как в кино 22