Сибирские огни, 1988, № 2

я стоял и думал, наблюдая за суматош­ ными усилиями этого труженика, пойду ли я с ним в разведку? Нет, конечно, не пойду. С другой-то стороны, может, и зря грешу на человека, может, он способен на под­ виг и самопожертвование? В литературе модно изображать таких вот, хмурых с ви­ ду, но, при ближайшем рассмотрении, свет­ лых душой героев. Бывает, наверно, и так, да не всегда. Внутренний мой приговор был суров: не с о в е т с к и й человек! Меня лично глубоко оскорбило его хамское отно­ шение к народному добру. Позже я специ­ ально поинтересовался в конторе, кому же приписана захудалая техника? Оказывается, тому самому небритому матерщиннику. Правильно, дома у него мотор — зверь, по­ тому что все запчасти, которые «от казны», он перетаскал себе. И списанный мотор се­ бе притащит, отладит его, будьте спокойны, он ведь мастеровитый. — Почему таких держите? — спросил я. Наивно спросил! — Дайте других, хороших. Этих — пого­ ним. И что ж е мы имеем в итоге? Тот, что сидит повыше, с печальной ус­ мешкой показывает вниз: «С кем я мыка­ юсь, план даю! Я «спасибо» заслужил. Ста­ раюсь, жилы из себя вытягиваю». Тот, кто ниже, показывает вверх: «Начальник наш— , полный рохля, порядок навести не может, все— у него в развале!» Правы, выходит, оба, и обоим, заметьте, ситуация выгодна, если немного пораскинуть мозгами: верх­ ний может всегда оправдаться, нижний же плюет в потолок и творит, что бог на душу положит: я, дескать, человек хоть и малень­ кий, но и незаменимый! Мы и по сей день более смелы и яростны лишь в курилках да в затишке канцеляр­ ских коридоров, там мы режем правду, а вот когда выпадает момент сказать правду на яру, с трибуны, принародно, тут мы за­ мыкаемся и, значит, держим кукиш в кар­ мане. Вот вам и ответ на вопрос, почему мы плохо работаем. «Сегодня пассивность и равнодушие стали национальным бедствием, угрозой существованию страны». Это слова покойного ныне писателя Федора Абрамова. Жестокие слова, но ведь и спра­ ведливые. Подрастрачен, подрастрясен, разбазарен по мелочам великий граждан­ ский дух, заложенный в нас революцией, индустриализацией и войной, наконец, Оте­ чественной войной. Труд — категория нравственная, очень ведь важно, кто стоит за станком, кто кла­ дет кирпич, кто варит металл или шьет пиджак — патриот своей страны или серый обыватель. Очень важно, и важней, пожа­ луй, нет ничего. Ведь сама природа социа­ лизма предполагает активную позицию, не­ примиримость к недостаткам и сознатель­ ность. И нечего, значит, на зеркало пенять, коли рожа крива. Плохая работа — лишь следствие соци­ альной пассивности, а откуда она взялась, эта пассивность, из каких ручьев собралась в море? Вопрос, непростой, и тему не рас­ крыть одним-двумя мимолетными штриха­ ми. Равнодушие к заботам государствен­ ного порядка родилось не сразу и не по щучьему велению. Беру частность. Беру причину, называемую обычно «в том чис­ ле». Так вот, в том числе благородному порыву всегда противостоял консерватив­ ный чиновник, карьерист и лизоблюд, он неспешно, исподволь, но и последовательно стискивает ситуацию в рамки, выгодные лично ему, он прилагает недюжинные усилия и умение для того, чтобы шило из мешка никоим образом не высовывалось, потому как само высокое положение дает ему разные блага и терять их он, естест­ венно, не хочет. Недаром еще на заре Со­ ветской власти Владимир Ильич Ленин не единожды и в самой резкой форме писал и говорил о том, что бюрократ едва ли не самый страшный наш враг. Были времена, вспоминают старики, когда нарком Серго Орджоникидзе знал чуть ли не каждого обер-мастера доменных цехов страны в лицо и помнил по имени-отчеству. Народ­ ное хозяйство с тех пор усложнилось и расширилось разительно, управленческий аппарат, само собой, стал многоступенча­ тым и в большинстве своем непомерно гро­ моздким, он клонит нас к земле, как вериги на тощей шее грешника. Сколько острых перьев сломано, сколько публицистических страстей гремело и гремит, сколько сил по­ ложено на борьбу с заклятым бюрократом, а он жив и здравствует поныне. Он сколь­ зок, как налим, его не так-то просто ухва­ тить, ведь он всегда прикрывается высшими интересами, даже тогда, когда гасит ини­ циативу или препятствует новому. Почему же он неистребим? Да потому, что мы с вами отступаем. Вот вы заметьте себе: когда в нашей пе­ чати излагалась история о том, как востор­ жествовал здравый смысл, как прогрес­ сивный деятель, будь то рабочий или гене­ ральный директор, добился реализации сво­ их новаторских замыслов, так обязательно при том пробивалась мысль, выраженная явно или подспудно — дескать, так в об­ щем-то и должно быть: новое, согласно диалектике, рождается в мучительной и постоянной борьбе со старым. Правильно, существует в марксистской философии та­ кое положение, но не надо механически пе­ реносить его на все сферы жизни. Вот как раз при социализме-то, как я разумею, такой борьбы должно быть меньше, чем при всякой другой формации, поскольку власть, законодательную и исполнительную, творят массы, поэтому ретроград или бол­ ван, по идее, обречен на скорое и безуслов­ ное поражение. Если иметь в виду, что у нас каждый гражданин имеет голос, то мы обязаны — на это уповал и Владимир Иль­ ич Ленин — иметь, кроме прочих естествен­ ных преимуществ перед другими, и самую высокую в мире производительность труда. Вот так. Но мы ее не имеем, поскольку многие наблюдают за ходом событий с га­ лерки, сидя на верхотуре и в приятном от­ далении от страстей и забот всенародных. В те времена, когда я был молодым и начинающим журналистом, существовало еще одно «философское» положение. Кто постарше, из тех, кого клевал жареный петух, предупреждали: «Ты поаккуратней критикуй, газету-то и капиталисты читают. Что они о нас там подумают? Тут уж не развернешься, чуть чего, сразу тебя и осекали; «На них, мол, работаешь! — и по­ казывали пальцем куда-то за спину.— На их мельницу воду льешь!» Сами понимаете.