Сибирские огни, 1988, № 2
зету, вам хочется взяться за письмо, одоб рить или оспорить точку зрения газеты? Что мешает осуществить этот порыв?» Некоторые горожане вопрос оставили без внимания, графа пустая. Большинство ж е читателей ответили. Никто, выясняется, не горит желанием выступить в газете. Причины? Первая причина — некогда. Пи шут: «За отсутствием времени». Примем к сведению. Бторая причина: «Все равно у вас (не у нас, заметьте, а у «вас»!) ниче- не получится». Другими словами, удруча юще мала отдача печатного слова. И тре тье: «Боюсь выглядеть склочником». Эту причину некоторые товарищи расшифровы вают: дескать, какими глазами станут смотреть на меня домашние, соседи и то варищи по работе? Два-три десятилетия назад кем-то был изобретен и пущен в оборот тезис о том, будто недостатки, которые мы имеем, есть не что иное, как пережитки проклято го прошлого, и от них, от этих пережит ков, мы теперь усиленно избавляемся и никак не можем избавиться. Упрек в ад рес проклятого прошлого в общем-то пра вомерен, но пользовались мы им подозри тельно долго, успев нажить в достатке не дочетов своих собственных. Сегодня мы учимся заново глядеть матушке-правде в лицо, но поворачиваемся к ней с робостью и привычно уже показываем пальцем на потолок: там ищите виноватых. Конечно, кому много дано, с того много и спросится, однако не надо при том затушевывать оче видное: каждый из нас, рядовых и несано витых, когда-то отступил или отступает со своего поля Куликова. Отступает по причине трусости, отступает ради сохране ния душевного комфорта, руководствуясь мудростью о том, что молчание — золото. Разве не так? Мы очень сурово спрашива ем с других, не особенно мучаясь при том угрызениями совести, не задаемся простым вопросом: «А где я был?» Быступал я как-то перед читателями (на селе было дело) и обронил фразу насчет того, что мы плохо работаем, хуже, к со жалению, чем на Западе. Некоторые това рищи в зале оскорбились, вспыхнул тут же короткий, запальчивый спор и побежал по знакомому кругу: беспорядок, мол, есть, скрывать нечего, но виновато во всем ру ководство, люди же в подавляющем боль шинстве своем неустанные труженики. Много неустанных тружеников, это оче видно, но вот вам пример из недавнего прошлого. Есть у меня знакомый, слесарь высокой квалификации, сварщик, монтажник. Бее при нем. Специалист, короче. Мастер. Не подалеку живет. Выхожу как-то из дома, он — навстречу, с ним еще двое, одеты в робы, лица запачканные. Знакомый мой в растерянности: жена, оказывается, клю чи соседям не оставила, а он вот с това рищами перекусить дома собрались в обе денный перерыв, потому что рядом трубы варят, но, видишь, как оно получается. — Открой, — говорит, — нам свою квар тиру, на кухне, тихонько и быстренько по рубаем, не возражаешь? У нас все с со бой, в магазине прихватили. — Отчего же нельзя — пожалуйста! Возвращаюсь домой часа через два, си дят на кухне, галдят, на с т о л е т р е х л и т ровая банка дешевого вина, «рассыпухи», накурено. Слышу: ругают беспорядки на производстве. Я им: — Ребята, а обеденный перерыв давно кончился! — Ну и что? — Так вам же наряд не закроют, прогул запишут! — Пусть прораб только вякнет, мы ему враз жабры начистим! ■— Вам виднее, но непорядок это! — Перетопчемся. Банку допили, за второй собрались бе жать, да я восстал. Ушли, недовольные. Наверняка купили еще «рассыпухи» и ут ром, уверен, не все явились перед светлы очи своего прораба. Знакомо, надеюсь? Всем знакомо, чего уж там! Каждый читающий эти строки имеет в запасе не одну и не две истории, сходные с этой по сюжету. Итак, если все без исключения готовы отдаваться своей работе беззаветно, то от куда же, например, берутся на прилавках магазинов ботинки, в которых даже хоро нить стыдно, откуда ненадежные автомо били, плохие дома и корявые дороги? Пе речень претензий, предъявляемых покупате лем производителю, весьма и весьма солиден. Но к кому, в конечном итоге, нам взывать, кого упрекать и кого наказывать? Мы ведь с вами производим, мы и потреб ляем. Круг замкнулся. И на пережитки прошлого уж е не сошлешься: несолидная эта ссылка в наш-то просвещенный век! Главный инженер Абашевской обогати тельной фабрики, деловой и напористый (назову фамилию, поскольку горжусь зна комством с ним), Бяльцев Юрий Леонидо вич пожаловался недавно: — Руки порой опускаются! Понятно: устает он, потому как не просто исполняет службу, ищет, противостоит косности, борется, и выпадают ему по этой причине порой минуты горького разочаро вания. Я ему ответил: — У вас, похоже, никогда руки не опустятся. И мы стали вместе думать, когда же на ступает душевный крах, когда ж е личность теряет самое себя? Наш вывод был таков: когда умирает совесть. Когда умирает совесть, приходит равно душие, а оно, известно, сродни преступле нию. Опять вспоминаю. Б глухом таежном •краю нас обещали подбросить вверх по горной реке и наутро прислали проводника. С опозданием явился здоровенный детина, заросший щетиной похожей на мох, мрачный, неопохмеленный видать, и начал возиться с лодочным мото ром. Ничего у него не получалось, он поно сил порядки, царящие в здешнем леспром хозе, говорил, указывая на мотор немытым пальцем: — Чего взять с техники, от казны она, испохабленная. У меня дома мотор — зверь натуральный, тигра, с первого оборота, понимаешь, заводится и прет, будьте спо койны. Да. А это натуральное, понимаешь, дерьмо! Употреблялись, само собой, обороты и покрепче.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2