Сибирские огни, 1988, № 2
бят дачи, садовые товарищества, взламы вают прорабские будки на строительных площадках. И не столько берут, сколько разрушают, кощунствуют и жгут. Тяжело об этом слушать и читать. Однако, доро гие товарищи, сознательно или нет, но в сигналах такого рода и рассуждениях о нынешней молодежи меня лично настора живает один мотив. В речах устных и ж а лобах письменных мы, взрослые, как бы отделяем себя от них, молодых и неудоб ных; дескать, мы-то учим их только доб ру, лелеем и холим их, взамен ж е имеем черную неблагодарность. И причин для упомянутой черной неблагодарности, яв ных причин, вроде бы и не существует. И скорее всего, это просто не до конца по нятое нами веяние времени и влияние тле творного Запада, проникающее к нам в форме истеричной музыки, ковбойских фильмов, пресловутых джинсов с разнооб разнейшими клеймами и бляшками на том месте, где спина теряет благородное назва ние. Есть и такое, что греха таить. И все- таки отделять себя от них, отделять роди телей от детей, внуков от дедов — значит поступать, мягко говоря, нечестно, значит отгораживаться от истины: дети ведь — на ше продолжение со всеми вытекающими отсюда выводами. И в том, что они се годня не совсем такие, какими мы хотим их видеть, наша вина. Куда смотрит школа? Куда смотрит ми лиция? Пусть они думают и действуют, это их долг и обязанность! Правильно, и долг, и обязанность. Ну а родители? Куда они смотрят? Почему они часто без смущения и колебаний перекладывают свою ношу на чужие плечи? Притом многие не сомнева ются в своей абсолютной правоте, рас суждая: наше дело обуть, одеть, накор мить, об остальном пусть другие пекутся, потому что им по долгу службы положено печься. К чему же приводит столь упро щенное, я бы сказал фарисейское, понятие о собственном долге? А к тому, что во многих семьях нет никакой культуры вос питания, там — беспечный самотек и пора зительное легкомыслие, там обильно кор мят, шикарно одевают с полной уверенно стью в том, что обеспечивают отпрыскам своим счастливое детство и безоблачное будущее. Эта разлагающая и бездумная доброта приводит, как правило, к печаль ному финалу. И начинаются вопросы, за поздалые, само собой: откуда, почему, как? И круг замыкается. Запомнилась мне одна телепередача из цикла «В мире животных». Речь шла о ка кой-то морской птице с не совсем типич ным поведением. Пара прилетает на каме нистый берег океана, выводит птенцов и кормит их с невиданным усердием. У птен цов — уставленный в небо желтоватый зев, похожий на воронку, он всегда раскрыт и готов принять пищу в любом количестве. Взрослые птицы, самец и самка, проделы вают поистине изнуряющую работу по д о быванию пищи, вид у них изможденный: выводок орет, требуя свое, клювы-то рас крыты и почти круглые сутки. Вот птенцы уже похожи на пушистые бочонки, им. уже тесно в гнезде. И что же дальше? Природа мудра, рациональна и, если хотите, жесто ка: в один распрекрасный день взрослые птицы по признакам, известным лишь им, определяют: все! Долг выполнен, и можно покидать неприютный берег. И они его покидают. А молодь? Она за счет накоп ленной аккумулированной энергии должна (так ей предписано от роду) встать на крыло самостоятельно, освоить все пре мудрости птичьего бытия и продолжения рода. Нам некуда улетать из коммунальных квартир, а клювы раскрыты... Я знаю многие семьи — да и вы их знаете! — где дети вполне естественно до тридцати лет и выше числятся в птенцах. Неизбежно и естественно появляются внуки, которые, вроде бы по безусловному праву, спихива ются старикам. Я знаю — да и вы их зна ете! — седых мужей, так и не ставших взрослыми. Эти великовозрастные и седые имеют психологию подростков: на них нельзя ни в чем положиться, они безответ ственны и безвольны, лишены всяких по нятий о чести и долге, ради сиюминутной выгоды способны на подлость и предатель ство. Откуда ж е проистекает эта наша всеоб щая и разлагающая души доброта? Революция, двадцатые годы, тридцатые годы, Великая Отечественная война, вос становление народного хозяйства, наконец. Всегда было неимоверно трудно, всегда было бедно да голодно, любая веха в би ографии первого в мире социалистического государства связывалась напрямую с ли шениями и сверхусилиями. Так вот. Рево люционное поколение и поколения, идущие вслед за ним, считали естественным тер петь и переносить невзгоды ради великих и нетленных целей. Эти испытания были пе ренесены и с честью, и со славою. А вот испытание на относительное благополучие, как выясняется, выдержали не все, и об щество несет ощутимые моральные потери, потому что потребительство берет верх над духовным началом, над благородными ус тремлениями, вещизм вдруг возобладал во Многих из нас, взял верх над граждан ским началом, над социалистическим со знанием. Родители стали рассуждать примерно так; уж если нам выпало горького сверх меры, то пусть детей наших никакая чер ная туча не коснется даж е краем своим. Что ж, стремление понятное, но нельзя за бывать, что потребляющий и ничего не от дающий взамен сызмальства неизбежно становится элементом паразитическим. Это аксиома, не требующая доказательств. Если манна валится с неба, если ее всегда много, так за что же ее уважать? Если не страдал сам, то и не выкатится слеза при виде искалеченного животного. А живот ное страдает, как человек, по его жилам течет теплая и красная кровь, оно, поверь те, умеет радоваться солнцу и ясному ут ру, оно умеет думать. Та же собака несет в себе одно, и неизбежное, святое качест во: она, в отличие от нас, не способна на измену. Она любит однажды и навсегда. Идем дальше. Прочитал я как-то в журнале заметку под рубрикой «Их нравы»; американский мальчик Джон, отпрыск миллионера, под рядился чистить обувь обитателям феше небельного квартала, а девочка Мэри по- ставля.ча Упомянутому Джону клиентуру,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2