Сибирские огни, 1988, № 2

лось служитььгв .армии шесть лет в тех местах, и до сих пор плечи поёживаются при воспоминании о тамошнем лете. По три месяца мы не то что ни одного дня, но ни одной минуты не видели солнца, и если даж е переставали дожди, то влагой все равно был пропитан воздух, она висела невидимой моросью, как висит туман, и пропитыва­ ла всё, палатки и плащ-палатки, и невозможно было избавиться, даж е при теплой летней температуре, от постоянной холодной влажности на плечах и спине, от сыро­ сти гимнастерок и шинелей. Мы протирали снаружи оружие каждый день, потому что оно покрывалось ржавчиной. Отчетливо представляю себе, как невозможно было заготавливать сено в такую погоду. А революция, между тем, набирала силу. Недовольство бездарным командовани­ ем и бессмысленностью войны все больше охватывало Маньчжурскую армию, оторван­ ную от России. Но — совершенно неожиданно, 5 сентября 1905 года, война кончилась, был подписан мир, по которому Россия теряла Порт-Артур, весь Квантунский полу­ остров, южную часть КВЖД и Южный Сахалин. 17 октября Николай II, напуганный всеобщей политической стачкой, баррикадны­ ми боями в Петербурге, Москве и других городах, восстанием на броненосце «Потем­ кин», издал Манифест, в котором провозгласил свободу слова, совести, собраний и союзов. Наступила прекрасная — солнечная и спокойная — дальневосточная осень. Михай­ ловский энергично пытался наверстать упущенное время, но, как писал он жене, «де­ ло мое, благодаря стачкам, забастовкам, нежеланию совершенно работать, идет от­ вратительно». В самом деле, в октябре полностью остановилось движение на Сибирской и З а ­ байкальской железных дорогах. В Чите боевая дружина насчитывала 2 тысячи чело­ век, она захватила оружие из вагонов, которое сдавала начавшая демобилизацию Маньчжурская армия. Стачка, приостановившая движение поездов, вызвала напря­ жение между солдатами и железнодорожниками. На станциях стали создаваться вы­ борные «Смешанные комитеты по перевозке войск», которые пропускали только эше­ лоны с демобилизованными. 30 октября восстал владивостокский гарнизон, начались волнения в Харбине, минные роты поднялись в бухте Посьет. Везде солдаты и матросы требовали огла­ сить Манифест от 17 октября. В том-то и заключалось своеобразие политической обстановки в Маньчжурии и Приморье, что здесь военные власти скрывали от армии царский Манифест, провоз­ гласивший кое-какие свободы. И парадокс заключался в том, что именно революцион­ ные круги требовали провозглашения и исполнения Манифеста. Гарин опубликовал в харбинских газетах за своей подписью воззвание к генералу Линевичу по поводу Манифеста. Линевич вынужден был собрать митинг офицеров, рассчитывая на то, что большинство выступит за подавление волнений силами армии, тем более, что забастовка задерживала отправку демобилизованных. Но, как писал Гарин жене «с оказией», то есть не по официальной почте,— «из моей же партии Пан­ ской и Бутузов искусно сорвали заседание, и в конце концов высказались все за Ма­ нифест 17 октября и за то, что стрелять в толпу не будут». Приходится снова, в интересах исторической истины, обратиться к примечаниям В. Т. Зайчикова и И. М. Юдиной в т. 5 Собрания сочинений Н. Г. Гарина-Михайлов­ ского, где они утверждают, что Гарин «под влиянием ходячей тогда теории западно- ев опейских социал-демократов... полагал, что революция не может победить в ка­ кой-то одной стране», и говорят о «некоторой двойственности политической позиции писателя» — о его надеждах на царский Манифест. Первое утверждение вообще не очень грамотно. О возможности или невозможно­ сти победы социалистической революции в одной стране вопрос в 1905 году попросту не стоял, большевики отчетливо понимали, что происходит буржуазно-демократиче­ ская, а не социалистическая революция. Идею о возможности такой победы Ленин выдвинул впервые в 1915 году, в статье «О Соединенных Штатах Европы». Зачем же требовать от Гарина усвоения идеи за 10 лет до ее возникновения? С царским Манифестом тоже, мне кажется, все ясно. Революция вырвала у царя уступки и намерена была полностью их использовать. А в Маньчжурии военное коман­ дование считало эти уступки вредными, способными подтолкнуть взрыв, н скрывало Манифест, будто какой-то подрывной документ. В том ж е письме, «с оьсазией» Гарин четко и ясно говорит; «Я выбран в Харбин-