Сибирские огни, 1988, № 2

Ского. Отныне в бднйх домах его принимают только с Надеждой Валериевной, в дру­ гих — лишь с Верой Александровной, и совсем немного старых сотоварищей, вроде Станюковича, общаются с обеими. В эту пору С. Скиталец, тогда еще начинающий литератор, впервые увидел Га­ рина и описал его так: «Гарин был замечательно красив: среднего роста, хорошо сло­ женный, с густыми, слегка вьющимися седыми волосами, с такой же седой курчавой бородкой, с пожилым, уж е тронутым временем, но выразительным и энергичным ли­ цом, с красивым, породистым профилем, он производил впечатление незабываемое. «Как красив он был в молодости!» — невольно подумалось мне. , Необыкновенный старик хорош был и теперь — с седыми волосами и огромными юношески пламенными глазами, с живым, подвижным лицом. Это лицо много пожив­ шего и все еще полного жизни человека, поседевшего и все еще юного, — именно вслед­ ствие этих контрастов—обращало на себя внимание и было красиво не только внеш­ ней красотой, но и сквозившей в его чертах целой гаммой каких-то неукротимых и больших переживаний». 45-летний Гарин показался стариком 29-летнему Скитальцу, хотя В. Садовской, примерно ровеснице Скитальца, он таковым, судя по всему, не казался. Н. К. Михайловский отказался печатать «Орхидею», назвал ее слабой драмой. И долго созревавший, но интеллигентно сдерживаемый конфликт враз прорвался вдруг. Вере Садовской, судя по ее письмам редактору журнала, обязательно хотелось увидеть напечатанной пьесу про нее, что еще больше подогревало Николая Георгие­ вича: кому ж е хочется быть униженным в глазах любимой женщины, ведь именно он владелец «Русского богатства» — и вдруг владельца не печатают, будто заурядного случайного автора. Гарин пишет Н. К- Михайловскому высокомерное письмо, где резко расставляет все точки: «Из состава редакции — я совсем вышиблен... Говоря о «Русском богат­ стве», как о своем гнезде, я понимал только орган, существование которого и его на­ стоящая организация без меня вряд ли бы осуществились. Имея возможность делать революции, я их делал не для своего «я». Вы, избранный мною руководитель делом, своими последними письмами определенно даете понять, что я для дела «Русского богатства» никогда и не представлял никакого значения. Очень жалко в таком случае, что раньше не знал.этого...» «Что до жены, то она сама вам напишет»,— заканчивает письмо Гарин, разделяя уж е себя и Н адежду Валериевну. Кто знает, обрыв счастливо долгой, единомысленной и преданной любви вряд ли случайно совпал и с разрывом многолетних литературных связей. Совместное дело, скрепленное любовью, семейное дело большого масштаба, тоже дало трещину, пере­ стало занимать душу. В том ж е письме И. К. Михайловскому, посланном из Москвы в Петербург, Га­ рин запальчиво утверждает свою популярность у читающей публики; «...самая плохая вещь «Студенты», но издай я их, и они разойдутся. Плохонький «Самарский вест­ ник» говорит; — Дайте Ваше имя только. — Ничего не выйдет. — Вы увидите. И в два месяца «Самарский вестник» имеет уж е две тысячи иногородних подпис­ чиков. Это пишу не для хвастовства и не себе лично приписываю, но хочу сказать, что у Гарина своя почва есть». С упомянутым «Самарским вестником» тоже требуются уточнения. В своих воспоминаниях о И. Г. Гарине-Михайловском П. П. Румянцев пишет; «В 1896 г., благодаря его деятельному участию, начала издаваться в Самаре первая марксистская газета «Самарский вестник». П. П. Румянцев (партийная кличка Шмидт), впоследствии агент «Искры», боль­ шевик, во время революции 1905 г. член Русского бюро ЦК РСДРП , познакомился с Гариным в Петербурге в ту пору, когда расширялись личные контакты писателя с марксистами: сО' студентом «Сажиным», с самарскими участниками бывших кружков И. Е. Федосеева, в один из которых входил в 1888— 1889 годы гимназист Владимир Ульянов. Вероятно, именно из такого авторитетного источника, как воспоминания старого большевика, и почерпнула много лет спустя свои сведения и И. В. Михайловская, ко­ торая утверждает еще решительней: «В Самаре Николай Георгиевич субсидировал