Сибирские огни, 1988, № 2

рядился дядя Леня Христолюбов. — Васька, Лешка, Федянька, — марш по соседям! Всем места хватит! — Опять, как что, так Федянька, — с мальчишеским недовольством протянул Федор, старший лейтенант-десантник. — Хлеб за брюхом не ходит, — независимо проронил Василий. —' Кому надо, пусть сами несут... И в этот момент мать огромного семейства Христолюбовых Катери­ на Савельевна, не подымая заплаканных глаз от столешницы, стукну­ ла по ней казанками пальцев. Стукнула сухонькой рукой негромко, од­ нако сыновья разом умолкли. Старший лейтенант-десантник поднялся, застегивая китель, и пошел в ворота; за ним двинулся Василий, дож е­ вывая что-то на ходу, и Алексей. Застолье на несколько минут наруши­ лось, пока устраивали места, но, наконец, расселись все. Я старался быть поближе к матери, но дядя Леня потянул к себе, на свой край, так что я оказался напротив Федора и рядом с Михаилом. Он-то и з а ­ слонял середину застолья, где сидела мать. — Вот теперь и помянем, — негромко сказал Иван Христолюбов. — Вроде, все собрались... Тихий плач Катерины Савельевны в угомонившемся застолье стал слышнее. — Не плачь, мать, — сказал дядя Иван. — Отца с нами нет, а душа его здесь. Должно быть, глядит и радуется. — Он ведь все хотел собрать всех вот так ,— проговорила Катери­ на С а в ел ье вн а .— Д а не мог никак... Теперь собрал, всех собрал... Поминали тихо. Никто не говорил речей, лишь побрякивали ложки о нехитрую посуду да скрипели временные лавки. Я ел из приличия, ни­ чего не лезло в горло, хотя стол ломился от еды. Калитка хлопнула неожиданно и громко. Те, кто сидел к ограде спи­ нами, обернулись, другие вскинули головы... Во дворе стоял запыхавшийся Колька Смолянин. Узнать его было трудно в последние годы он запропастился куда-то, и только слухи иногда долетали до Великан. Говорили, будто он вербовался на нефте­ разведку в Сибирь, потом на золотые прииски, откуда попал в тюрьму за поножовщину. Однако за ударный труд его освободили раньше, и Колька очутился где-то на Дальнем Востоке, ловил горбушу в рыбац­ кой артели. Еще было слышно, что одно время его разыскивала мили­ ция, как неплательщика алиментов, и, говорят, Колькины портреты ви­ сели на вокзалах всей страны. Сейчас он был стрижен наголо, на руках и груди из-под расстег­ нутой до пупа рубахи синели густые татуировки. — Опоздал, — выдохнул Колька, держась за штакетник. Тесное застолье еще уплотнилось, и Кольке досталось место рядом с молчаливым Александром. С минуту на него поглядывали: кто с ин­ тересом, кто с заметной неприязнью, но потом Колька будто выравнял­ ся, слился со всеми, и о нем забыли. Колька ел много и жадно, успевая рассказывать Александру, что он сейчас отбывает пятнадцать суток за хулиганство, и милиционер никак не хотел отпускать его на похороны, будто специально тянул время. И тогда Колька упал перед ним на ко­ лени, забожился самой страшной клятвой, что вернется и не сбежит; можно сказать, унизился перед ним, как последний «козел», поскольку «за падло» перед «ментом» на «цырлах» ходить. «Мент» внял, да позд­ но... Говорил он негромко, но мне было слышно и видно на его стрижен­ ной голове множество белых шрамов-проплешин, оставшихся с далеко­ го детства и нажитых в скитаниях. Я помнил многие из них, мог читать по его голове, как по книге, однако книга эта лет после семнадцати пи­ салась уже на незнакомом мне языке. Шаги прохожих по тротуару все стучали и стучали, будто мимо хри- столюбовского двора проводили всех жителей городка. Степану Петро­ вичу довелось умирать в людном месте, в шумном во все времена года. Впрочем, и лежать в земле — тоже, недалеко от узловой станции, ря