Сибирские огни, 1988, № 2

Таким женщинам только в мирное время жить полагается. Она ж е не для войны родилась, вот и мается... ' Катков утер руками лицо, вздохнул. — Ну, а. жена твоя как на такое глядит? К ак она выносит позор т а ­ кой? Ей ж е на улице не показаться... — Дети — не позор, Андрюша,— тихо проговорил Христолюбов. — Вот кормить путем нечем — другой разговор. Вот тут мне позор... А бабу мою никто позорить не смеет. У нее на руках пятеро. Д а и старая она, последнего с грехом пополам родила... Некогда ей сплетни слушать. Пять ртов накормить надо, умыть-одеть. Я домой ночевать только при­ хож у, и то не всегда... — Д а -а ,— Катков помотал головой, подпер ее кулаками .— Когда сюда ехал — думал , ты каяться станешь, оправдываться, врать. Д ум ал , совесть тебя мучает... А ты ее, видно, совсем потерял... — Считай, как знаешь,— отмахнулся Степан .— На передовой ты од­ но видел. Здесь у нас все не так... Там ты воевал, дрался, а мы здесь еще и живем. Надо и лес добывать, и ребятишек рожать... Погляди кругом да вдумайся. — Д а у меня и в уме такое не укладывается! — рубанул Катков. — Беда кругом, горе, а ты развел тут... — А у тебя война в уме укладывается? — тихо спросил Христолю- бор — Войну ты можешь понять или нет? Кроме того, что она в смерти да в горе, ничего не замечаешь?.. Вот тебе ногу повредило, головой дер ­ гаешь, мои бабы в лесу через пуп бревна катаю т — укладывается? За день так намерзнутся — домой идут — за версту слыхать. Одежа на морозе скрипит... Идут и еще поют. В мирное время так не пели. И хо ­ рошо, что поют. Чуют они, бабы-то: без ничего в молчанке и пропасть можно. Вот и дюжат, оттого, что поют... Бабы -то скоро забудут, что они — бабы!.. — Так ты им решил напомнить,— после паузы сказал Катков.— Вро ­ де петуха в курятнике?.. Д а ты враг, Степан Петрович, если разобраться. Ты же баб этих из строя выводишь. Они у тебя по три месяца не р абота ­ ют, а потом еще три на легких работах ходят. Так? — А кто же рожать-то будет? Ты, что ли? Кто же завтра жить ст а ­ нет в этих деревнях?..— отрубил Степан .— Про то, что не работают,— помолчи. Лесопункт два плана... — Ты трудами не прикрывайся! — крикнул Андрей и пристукнул костылем.— Наблудил — отвечать будешь. Если по-твоему, так получа­ ется: мужиков побили на фронте, а тебя на племя оставили? Д а мы же люди! Не стадо!.. Ты партийный, Степан Петрович, должен понимать нашу мораль! Нету такого закона по столь жен иметь. Как хочешь, а не­ ту!.. Начальник, руководитель живет то с одной, то с другой... И с под­ чиненными! Похвалят за это? Спасибо скаж ут? Или думаешь, раз война, так все спишется? Христолюбов привстал, уперевшись руками в столешницу, сказал по­ лушепотом: — Ты, брат, не ври только! Хочешь сказать, я их принуждал? Поло­ жением пользовался? — Ну если и не принуждал — все равно,— поправился Катков.— Кто разбираться станет? Факт налицо — сожительство. И бабы-то каковы? Женщины, вдовы, а?.. М ужья на фронте полегли, а они... — Меня совести, меня! Я виноват! Я грешен и перед людьми, и пе­ ред тобой, — глухо сказал Христолюбов и сел. — Женщин не трогай. Права не имеешь. Мы им не судьи. Они лучше знают, что делают. — Хочу понять, что ты за человек, — вдруг признался Катков. — Как ты живешь, как осмелился на такое?.. Ладно бы еще, если любовь. Свихнулся от этого, закуролесил. Из-за любви-то я могу поверить. Но с одной бы тогда! А то... — Я их всех люблю, Андрей. Всех, — Степан глянул исподлобья. — Без любви с бабой и лесину не спилишь. У них все с любовью делается. И мне без любви тут никак нельзя. На фронте надо, чтоб ненависть 100 ■