Сибирские огни, 1988, № 2

мен, лист бумаги и карандаш , чтобы отвешивала и все записывала, сколько в котел положено. И чтобы потом за каждый фунт отчиталась, М есяца не прошло — еше одна ж алоба на Христолюбова... Катков отряхнулся от дум , болезненно сморшился, удобнее ставя ра ­ неную ногу. — И еще бы, Андрей, лейтенанта заменить,— пожелал Степан П ет­ рович.— Не годный он с ребятишками работать. В мирное время, может, и ничего, а в войну не годный. — Зато ты, Степан Петрович, на все годный, в любое время,— зло сказал Андрей.— Тебе война, не война... Мужики на передовой кровь проливают, а ты!.. Позор! Христолюбов невесело усмехнулся, сгорбился над столом, подобрав ноги под лавку. — Значит, и про это доложили... — В первую очередь!..— Катков стал наливаться краснотой, но, видно, крови не хватило — только пятнами пошел.— Смеются уже... Г о ­ ворят, в Великанах да Полонянке единственное место осталось, где бабы рожают, как до войны. — А чего смешного-то? Э то хорошо — рож аю т,— довольно сказал Степан .— Они и лес еще добывают, и хлеб. Много добывают, мужикам до войны и не снилось. — Видали?! Хан турецкий выискался! — взорвался Андрей-— Князь удельный! Что хочу — то ворочу! Гарем устроил!.. А что мужики скаж ут, когда придут, подумал? Спасибо, скаж ут, Степан Петрович, постарался за нас, пока мы Родину и тебя защищали. Соображ аеш ь, что тво- ришь-то? — Ничего они уже не ск аж ут,— Степан опустиД голову.— Им-то теперь уж е все равно, а бабам жить. Андрей взял костыль, отковылял в противоположный угол и долго стоял там , глядя в стену. Шея горела от гнева, краснели проплешины на крутом затылке и перекошенное костылем плечо подрагивало. — Седина в бороду — бес в ребро,— проговорил он и повернулсся к Христолюбову.— Что ты делаешь, Степан Петрович? С ур азя та эти, что бабы нарожали, и отца знать не будут! — К ак это — не будут?! — взвился Христолюбов.— Какие суразята? Нету у нас суразят! Нету! В се дети мои. Я не кобель, Андрей, я своих детей не бросаю. Война вот только, помочь нечем особо, но с голоду ни­ кому не дам пропасть. Сам жрать не буду, а их подниму. — Поднимешь!..— бросил Катков.— Чем? У тебя своих-то сколько? — Они мне все свои. Все до одного. Я их не делю. И те, что осироте­ ли,— тоже мои. Р аз один я остался! Катков нервной рукой достал кисет из кармана брюк; вернулся к столу, закурил, пряча сигарету в кулаке. Глядя на него, закурил и Степан. Только самокрутку сворачивал не спеша, спокойно, и это спо­ койствие злило Андрея. Христолюбов ожидал новой вспышки гнева, однако уполномоченный, отвернув глаза, спросил негромко, но с напря­ жением: — М арья Д ьякова в Полонянке недавно родила... Твой? — Мой,— подтвердил Степан .— Чей же еще? — Ну...— Андрей хрустнул кулаками .— Она же мне тетка! Марья! — Значит, теперь родня с тобой,— проронил Христолюбов и сжался плотнее, ниже ссутулился.— Хоть дальняя, но родня. — Сколько же всего-то у тебя? — плохо скрывая мужское любопыт­ ство, спросил Андрей. — А много, Андрей. С к аж у — так не поверишь. Петровский, тот считать пробовал, учет хотел навести, чтоб судить легче. — У Катерины ,— Катков неопределенно кивнул,— тоже твой? — Тоже мой. Василием зовут... Первые-то два померли у нее... Ты, Андрюша, не пытай меня больше. Надо — сам расскаж у. Вот скоро еще один появится. У Дарьюшки... Шибко ждет. Не выжить, говорит, ей од­ ной. Сл абая она, Дарья-то. Телом крепкая, а душа у нее словно былинка. '-99