Сибирские огни, 1988, № 1

Г О Р О Д Горе тому, кто поселится в каменных юртах, недвижных, застывших на месте. Гомон базаров и шум заглушают там пение вешнего вольного ветра. Грозы копили равнины, и всадники мчались на юг, на восток и на запад. Грохот разрушенных стен, и пожары, как буйволы красные, терлись о храмы. Город, как феникс, опять возрождался из пепла — твердыней, твердыней. Гордый, он в небо нацелил свои небоскребы и космос воздвиг рукотворный. Горе тому, кто не понял закон светофора, закон колеса и дорогн. Горечь полыни в минувшем живет, а планида моя — горожанка. РА Радость моя называется радостью или же светлой печалью! Ра — это первая рифма, в устах человека ожившая символом солнца. Руки воздвигнули храмы из праздннчной плоти сияюьцей буквы. ^ н ы покрыли холодные камни, и горы язык обрели человечий. Реки, спускаясь с вершин, становились Двуречьем—истоком божественной речи. Ритмы Вселенной, как выдох и вдох безымянных рапсодов, предтечей. Радуга мифов распалась, как черные звезды — зрачки многоточий. Ра - дость моя «взывается... Г Р У З И И Грудь континента вздымается — то возвышаются горы Кавказа. Грузия, долы твои как сказанья, а реки — струна Руставели. Голос гортанный свободы, и мужества сабля, и паидури нежность. Грозные крепости — храмы, а храмы как крепости духа. Гроздью лозы виноградной, о Грузия, ты свой очаг осенила. Гордую песню услышав твою, мое сердце к тебе повернулось. Гулкое время сближает просторы, а радость обьценья — чудесна. Грузня, в честь твоих гор поднимаю я рог голубого Байкала! Л А Т В И Я Лад материнского слова древнее санскрита, священней латыни. Латвия, в легких лугах твоей речи цветком распускаются звуки. Лавы воителей были бессильны тебя покорить, потому что Латы твои — луговины волнистые, щит и душа твоя — дайны. Ласково Рижский залив лошадиною мордою в сушу уткнулся. Ластится, словно и лижет прибрежный песок языком своим_ синим. «Лайме»',— шептали мне ливни и липы на улицах Риги и Прейли. Лачплесис " чудился мне в сыновьях твоих рослых, о Латвия, Латвия... А З И Я Аз — на монгольском наречье «удача и счастье». Да, именно «счастье». Азия, лани твои торопили мое на земле появленье. Азбука вечных письмен, проступавших на пальмовых листьях и скалах. Азимут веры, искавшей в пустыне опору и храмы в душе воздвигавшей. Алангуа, из сиянья лунных лучей сотворявшая всадников грозных. - Алою пылью клубились просторы, и потос в уставшей пыли распускался. Айсберги гор вырастали из бездны песчинок, спрессованных жизнью и смертью Азия — твой караван так велик, что отыщется след мой едва ли. ' Счастье. Латышский эпический герой.